Поэт Николай Гумилев было осужден и расстрелян по ложному обвинению, выдуманному в ВЧК. Миф используется для того, чтобы подчеркнуть нетерпимость большевиков к интеллигенции. Существует две версии, за что расстреляли поэта. По одной из них, ложное обвинение выдумал командующий балтийским флотом Ф. Раскольников, так как его первая жена Лариса Рейснер была влюблена в Гумилева¹⁾. По другой версии, виновником является Григорий Зиновьев, который был разозлен одним из стихотворений поэта.

«Гумилева расстреляли (вместе с большой группой других интеллигентов) по сфабрикованному делу о так называемом «Таганцевском» заговоре»²⁾.

«Был арестован по делу Н. С. Таганцева, сфабрикованному от начала и до конца»³⁾.

Прокуратура РФ, изучив совместно со следственным управлением МБР в 1991-1992 гг. 382 тома Таганцевского дела, 29 мая 1992 представила «Справку по архивному уголовному делу №Н-1381 (214224) так называемой «Петроградской боевой организации» (заговор Таганцева В.Н.)» со следующим выводом: «достоверно установлено, что «Петроградской боевой организации», ставившей целью свержение Советской власти, как таковой не существовало, она была создана искусственно следственными органами из отдельных групп спекулянтов и контрабандистов, занимавшихся перепродажей денег и ценностей за границей и переправкой людей, желавших эмигрировать из России, а уголовное дело в отношении участников организации, получившей свое название только в процессе расследования, было полностью сфальсифицировано». В 2001 г. д.и.н., чиновник Генеральной прокуратуры РФ проф. Г. Е. Миронов издал об этом в «Терре» целую книгу: «Заговор, которого не было».

Казалось бы, все это полностью закрывает вопрос. Но что тогда делать с рядом свидетельств о том, что организация все же существовала? «Между тем, известно, что в письме бежавшего из Петрограда в 1921 участника Таганцевской организации профессора-германиста Б.П. Сильверсвана писателю А.В. Амфитеатрову, написанном в 1931, сообщалось, что организация реально существовала и даже охватывала армию. В 1996 в нью-йоркском «Новом журнале» опубликовано частное письмо от 1952 поэта Георгия Иванова⁴⁾ В.А. Александровой о Н.С. Гумилеве, где содержится признание: «Я был и участником несчастного и дурацкого Таганцевского заговора, из-за которого он погиб. Если меня не арестовали, то только потому, что я был в «десятке» Гумилева, а он, в отличие от большинства других, в частности, самого Таганцева, не назвал ни одного имени»»⁵⁾

Так как существует такой разброс мнений и свидетельств, то необходимо поподробнее с этим разбираться. Возникают два вопроса:

1. Существовал ли на самом деле «заговор Таганцева»?
2. Причастен ли к этому заговору Гумилев?

В 1996 г. в научный оборот был введен ряд документов⁶⁾). Первый из этих документов – секретное письмо к генералу Врангелю от профессора Давида Гримма от 4 октября 1921 года; Гримм жил в Гельсингфорсе, был одним из руководителей антибольшевистской организации и был связан с антибольшевистским подпольем Петрограда. Письмо было послано Врангелю шифром с целью осведомить его о положении дел с этим подпольем. В архиве Врангеля сохранился расшифрованный для Врангеля текст этого письма; в архиве самого Гримма – черновой автограф текста в незашифрованном виде и машинописная копия текста в зашифрованном виде. Второй документ – секретное письмо того же Гримма к Карташову от 16 июля 1921 г.⁷⁾

Выдержка из письма Гримма к Карташову гласит: «…после провала организации В.Н. Таганцева, матросских и других более крупные образования рассыпались на мелкие ячейки, не имеющие объединяющих руководителей».

В письме же Гримма к Врангелю говорится: «…В результате начались усиленные аресты среди Петроградских рабочих и интеллигентов; дело было облегчено Чекистам тем, что около того же времени, когда началась провокационная деятельность первых матросов-предателей - Паськовского и Комарова, в Тверской губернии, в имении, за антисоветскую агитацию был арестован Таганцев, игравший в последние годы видную роль в уцелевших в Петрограде активистских организациях(в черновом автографе стоит: «Таганцев, игравший в последние годы (не по заслугам) довольно видную роль»…; это «(не по заслугам) довольно» было вычеркнуто автором письма и в окончательный текст не вошло) связанный, между прочим, с артиллерийским офицером Германом⁸⁾, который служил в Финском Генеральном Штабе курьером⁹⁾ и пал жертвой предательства матроса Паськовского, которого он сам взял к себе из концентрационного лагеря. Гермaн был убит при переходе Финской границы, причем у него были найдены письма и прокламации. Вся эта неприглядная картина выяснилась уже после того, как сговор с Петриченко состоялся… С тех пор появилось в красных газетах известное сообщение о раскрытом в Петрограде заговоре и список 61 расстрелянных. Самое сообщение, несмотря на ряд фактических погрешностей, все же устанавливает ряд фактов, знакомство с которыми свидетельствует о том, что некоторые из участников заговора дали весьма полные показания и раскрыли многие подробности. Вместе с тем в списке расстрелянных значится целый ряд лиц, несомненно принадлежавших к существовавшим в Петрограде активистским организациям. Насколько отдельные, не связанные между собой ячейки уцелели - сейчас сказать нельзя, но как бы там ни было, дабы не подвести эти сохранившиеся остатки, необходимо временно соблюдать большую осторожность и на некоторое время приостановить всякую деятельность, пока бдительность большевистского сыска не будет несколько усыплена».

Обычно считается, что причиной разоблачения заговора послужили письма и списки, найденные при Ю. Германе, убитом 31 мая 1921 при переходе границы. Однако это несколько не так.

«Большевики постоянно имели и имеют нелегальное курьерское сообщение с Финляндией, в частности с фортом Ино. На форту Ино были в свое время интернированы спасшиеся из Кронштадта после подавления восстания кронштадтские беженцы и гарнизон. Растворившись в их массе, явились в Финляндию — на Ино — и тайные агенты ЧК. После падения Кронштадта они перенесли работу в Финляндию. Часть их вела агитацию, пользуясь обстоятельствами неприглядной и монотонной жизни кронштадтцев, часть же занималась прямым своим делом, обстоятельно информируя ПЧК о жизни многотысячного лагеря беженцев. А материал для этого имелся обильный.
…
Центром политической жизни лагеря, и довольно оживленным, стал бывший кронштадтский ревком, пользовавшийся полупризнанием и со стороны финского правительства. Вожделения русских организаций всех оттенков сводились к тому, чтобы, имея кронштадтцев в качестве послушного материала, нелегально перекинуть большое их количество в Петроград, чтобы располагать на случай переворота послушной организацией, раскинутой по всему Петрограду (идея П.Б.О. — Петроградской Боевой Организации). Частичным достижением цели была бы та богатая информация, которую русские организации рассчитывали получать от переправленных ими за границу. Финские власти обещали смотреть сквозь пальцы на утечку кронштадтцев через границу.

Желающих отправиться в нелегальное путешествие оказалась масса. Ревком производил фильтрацию и выбранных рекомендовал русским организациям. Впоследствии ревком раскололся, с.-ры отстранились от этой игры и рекомендацию выдавал почти единолично пред. ревкома Петриченко.

Будучи в курсе лагерной жизни, ПЧК посылала директивы своим агентам в Ино. Одних из этих агентов, на котором безусловно стоит несколько остановиться, был боцман старого времени Паськов с «Петропавловска»… Предписанием из ЧК Паськову приказывалось проникнуть в финскую разведочную организацию, затем попытаться сделаться русским белогвардейским или финским курьером, а по возможности и фиктивным организатором матросского элемента в Петрограде. Пользуясь своими хорошими отношениями в ревкоме и привилегированным в тот момент положением ревкома, Паськов, действительно, в короткое время тесно связывается с финскими курьерами, с начальником сыскного отделения, знакомится с двумя русскими белыми организациями и поддерживает с ними добрые отношения. По рекомендации Петриченко он отправляется в Петроград с инструкциями… Пользуясь возрастающим доверием, Паськов становится заведывающим курьерской кронштадтской связью и организатором отправляемых в Петроград матросов.

На первых порах дела его шли хорошо: благодаря содействию ЧК он безнаказанно отводит матросам конспиративные квартиры в Петрограде, собирает их для обсуждения дел и вместе с тем, для приобретения популярности в белых группах Петрограда, участвует в мелких террористических актах, расклеивает на улицах Петрограда прокламации от кронштадтского ревкома. Уже к маю месяцу Паськов познакомился с Таганцевым, сблизился с ним и просил принять его в помощники по организации боевых дружин. Таганцев ему доверял и познакомил его с сенатором Лопухиным и Тимофеевым… В помощь Паськову по Петрограду дан был ПЧК-ой и некто Корвин-Круковский, человек, безусловно, интеллигентный и энергичный. Введенный в Таганцевскую организацию, Корвин-Круковский быстро освоился с членами ее и к маю имел уже обширное среди них знакомство. Характерно, что Корвин-Круковский так и рекомендовался некоторым членам Таганцевской организации как служащий ЧК и, несмотря на это, был принят в организацию полноправным членом… Таким образом, к маю 1921 г. ЧК обладала уже некоторым материалом для возбуждения белогвардейского процесса.

Агранов решил, что наступила пора действовать открыто. Проходя последний раз из Петрограда в Териоки, Паськов ознакомил чекистов с расположением курьерских пунктов на границе и предупредил Агранова о времени и пути своего возвращения. В Петроград Паськов должен был идти, как было между ними условлено, вместе с Ю.П. Германом (кличка «голубь»), курьером финской службы.

Герман был одним из идейных работников Таганцева. К этому приходу Паськова ЧК-ой сделаны были приготовления… Вся эта компания выехала по дороге на Шувалово, далее по Лемболовскому шоссе на деревню Галатово, не доезжая которой и встретила курьеров финского генерального штаба Германа и Болотова, направлявшихся на лошади в Петроград, но арест их оказался неудачным. Паськов был на солидном расстоянии сзади. Болотов убежал. Смертельно раненый Герман достался большевикам…

Это было толчком, давшим Агранову возможность приступить к массовым арестам в Петрограде»¹⁰⁾.

Дело принимает общегосударственный уровень. «В книге А. М. Плеханова также впервые опубликованы справка Ф. Э. Дзержинского Ленину по этому делу, датированная серединой июня 1921 г., и записка Дзержинского начальнику Секретного отдела ВЧК Т. П. Самсонову, в которой, в частности, говорилось: «За делом Таганцева надо наблюдать. Имеет огромное значение. Можно разгромить все очаги правых белогвардейцев. Не стоит ли важнейших перевести в Москву в нашу одиночку?.. Это дело может нам раскрыть пружины Кронштадтского восстания». Как видно, председатель ВЧК был убежден, что организация Таганцева вполне реальна и раскрытие ее имеет крайне важное значение»¹¹⁾.

16 июня 1921 Таганцева арестовывают. К нему и раньше присматривалась ВЧК. Вряд ли могло пройти полностью не замеченным, что «вместе с бывшим директором торгово-промышленного банка князем Д.Н. Шаховским он создал подпольные банковские конторы в Петрограде и Москве, чтобы добыть деньги на борьбу с режимом»¹²⁾.

Два месяца он молчит, следствию не удается получить никаких данных. Из Москвы присылают следователя по особо важным делам Я.С. Агранова. В обмен на обязательство ни к кому не применять смертной казни и открытом суде¹³⁾ тому удается привлечь Таганцева к сотрудничеству со следствием.

28 июля был подписан договор между Аграновым и Таганцевым. В обмен на полные показания содержалось обязательство гласного суда и неприменения высшей меры наказания. Агранов по прямому проводу разговаривал с Дзержинским. 30 июля Агранов и Таганцев шесть часов ездили по городу в автомобиле, и Таганцев указывал адреса людей, причастных к организации. В ночь на 31 июля было арестовано около 300 человек. При арестах подозреваемых погибло пять чекистов: они были застрелены П.В. Лебедевым, В.Г. Шведовым и Старком¹⁴⁾.

6 августа Таганцев дает показания на Гумилева.

«Протокол показания гр. Таганцева

«Поэт Гумилев после рассказа Германа обращался к нему в конце ноября 1920 г. Гумилев утверждает, что с ним связана группа интеллигентов, которой он сможет распоряжаться и в случае выступления согласна выйти на улицу, но желал бы иметь в распоряжении для технических надобностей некоторую свободную наличность. Таковой у нас тогда не было. Мы решили тогда предварительно проверить надежность Гумилева, командировав к нему Шведова для установления связей.

В течение трех месяцев, однако, это не было сделано. Только во время Кронштадта Шведов выполнил поручение: разыскал на Преображенской ул. поэта Гумилева, адрес я узнал для него во «Всемирной литературе», где служит Гумилев. Шведов предложил ему помочь нам, если представится надобность в составлении прокламаций. Гумилев согласился, что оставляет за собой право отказаться от тем, не отвечающих его далеко не правым взглядам. Гумилев был близок к Совет. ориентации.

Шведов мог успокоить, что мы не монархисты, а держимся за власть Сов. Не знаю, насколько мог поверить этому утверждению. На расходы Гумилеву было выделено 200 000 советских рублей и лента для пишущей машинки. Про группу свою Гумилев дал уклончивый ответ, сказав, что для организации ему потребно время. Через несколько дней пал Кронштадт. Стороной я услыхал, что Гумилев весьма отходит далеко от контрреволюционных взглядов. Я к нему больше не обращался, как и Шведов и Герман, и поэтических прокламаций нам не пришлось ожидать».

В. Таганцев
6.VIII.1921»¹⁵⁾

Обращает на себя внимание довольно неуклюжая попытка выгородить Гумилева. Представить Гумилева как сторонника советской власти, хотя он был широко известен своими монархическими взглядами¹⁶⁾.

Так же обращает внимание, что Гумилев был арестован уже 3-го августа, А показания на него даны только 6-го. Создается впечатление, что на Гумилева вышли по агентурным источникам и только потом получили подтверждение им. В самом деле Гумилева¹⁷⁾ нет ничего, что бы подтвердить или опровергнуть эту гипотезу.

Так или иначе, Гумилев арестован. На первых допросах от открещивается от всего: «Месяца три тому назад ко мне утром пришел молодой человек высокого роста и бритый, сообщивший, что привез мне поклон из Москвы… Приблизительно через неделю он пришел опять и стал спрашивать меня, не знаю ли я кого-нибудь, желающего работать для контрреволюции. Я объяснил, что никого такого не знаю, тогда он указал на незначительность работы: добывание разных сведений и настроений, раздачу листовок и сообщил, что эта работа может оплачиваться. Тогда я отказался продолжать разговор с ним на эту тему, и он ушел. Фамилию свою он назвал мне, представляясь. Я ее забыл, но она была не Герман и не Шведов»¹⁸⁾.

Однако, припертый к стене показаниями Таганцева, Гумилёв признает, что какая-то связь с заговорщиками была: ««…в начале Кронштадского восстания ко мне пришел Вячеславский с предложением доставлять для него сведения и принять участие в восстании, буде оно переносится в Петроград. От дачи сведений я отказался, а на выступление согласился, причем сказал, что мне, по всей вероятности, удастся в момент выступления собрать и повести за собой кучку прохожих, пользуясь общим оппозиционным настроением. Я выразил также согласие на попытку написания контрреволюционных стихов. Дней через пять он пришел ко мне опять, вел те же разговоры и предложил гектографировальную ленту и деньги на расходы, связанные с выступлением. Я не взял ни того ни другого, указав, что не знаю, удастся ли мне использовать ленту. Через несколько дней он зашел опять, и я определенно ответил, что ленту я не беру, не будучи в состоянии использовать, а деньги 200 000 взял на всякий случай и держал их в столе, ожидая или событий, то есть восстания в городе, или прихода Вячеславского, чтобы вернуть их, потому что после падения Кронштадта я резко изменил мое отношение к Советской власти. С тех пор ни Вячеславский, никто другой с подобными разговорами ко мне не приходили, и я передал все дело забвению. В добавление сообщаю, что я действительно сказал Вячеславскому, что могу собрать активную группу из моих товарищей, бывших офицеров, что являлось легкомыслием с моей стороны, потому что я встречался с ними лишь случайно и исполнить мое обещание мне было бы крайне затруднительно»¹⁹⁾.

Найденные при обыске 200 000 рублей, происхождение которых Гумилев не может объяснить²⁰⁾ красной нитью проходят через все следствие. Зачем Гумилеву дали эти деньги, на что он хотел их потратить?… Подливают масла в огонь показания Таганцева от 23 августа:

«В дополнение к сказанному мною ранее о Гумилеве как о поэте добавляю, что насколько я помню в разговоре с Ю. Германом сказал, что во время активного выступления в Петрограде, которое он предлагал устроить (4 слова подчеркнуты красным карандашом) к восставшей организации присоединится группа интеллигентов в полтораста человек. Цифру точно не помню. Гумилев согласился составлять для нашей организации прокламации. Получил он через Шведова В.Г. 200 000 рублей.

Таганцев
23 авг 21»

Чем больше Гумилев запирается, тем больше растут подозрения у следствия. И оно не ошибается. По воспоминаниям ученицы Гумилева И.В. Одоевцевой:

«Я, как я это часто делала слушая то, что меня не особенно интересовало, слегка вдвигала и выдвигала ящик его письменного стола. Я совершенно не умела сидеть спокойно и слушать, сложа руки.
Не рассчитав движения, я вдруг совсем выдвинула ящик и громко ахнула. Он был туго набит пачками кредиток.
— Николай Степанович, какой вы богатый! Откуда у вас столько денег? — крикнула я, перебивая чтение.
Гумилев вскочил с дивана, шагнул ко мне и с треском задвинул ящик, чуть не прищемив мне пальцы.
Он стоял передо мной бледный, сжав челюсти, с таким странным выражением лица, что я растерялась. Боже, что я наделала!
— Простите, — забормотала я, — я нечаянно… Я не хотела… Не сердитесь…
Он как будто не слышал меня, а я все продолжала растерянно извиняться.
— Перестаньте, — он положил мне руку на плечо. — Вы ни в чем не виноваты. Виноват я, что не запер ящик на ключ. Ведь мне известна ваша манера вечно все трогать. — Он помолчал немного и продолжал, уже овладев собой. — Конечно, неприятно, но ничего непоправимого не произошло. Я в вас уверен. Я вам вполне доверяю… Так вот…
И он, взяв с меня клятву молчать, рассказал мне, что участвует в заговоре. Это не его деньги, а деньги для спасения России. Он стоит во главе ячейки и раздает их членам своей ячейки»²¹⁾.

Совершенно неизбежно, что следствие заканчивается выводом:

«Заключение по делу:

«Следствием установлено, что дело гр. Гумилева Николая Станиславовича (исправлено на: Степановича), 35 лет происходит из дворян, проживающего в г. Петрограде угол Невского и Мойки в Доме искусств, поэт, женат, беспартийный, окончил высшее учебное заведение, филолог, член коллегии издательства Всемирной литературы, возникло на основании показаний Таганцева от 6.8.1921 г., в котором он показывает следующее: «Гражданин Гумилев утверждал курьеру финской контрразведки Герману, что он, Гумилев, связан с группой интеллигентов, которой последний может распоряжаться, и которая в случае выступления готова выйти на улицу для активной борьбы с большевиками, но желал бы иметь в распоряжении некоторую сумму для технических надобностей. Чтоб проверить надежность Гумилева организация Таганцева командировала члена организации гр. Шведова для ведения окончательных переговоров с гр. Гумилевым. Последний взял на себя оказать активное содействие в борьбе с большевиками и составлении прокламаций контрреволюционного характера. На расходы Гумилеву было выдано 200 000 рублей советскими деньгами и лента для пишущей машинки.

В своих показаниях гр. Гумилев подтверждает вышеуказанные против него обвинения и виновность в желании оказать содействие контрреволюционной организации Таганцева, выразив в подготовке кадра интеллигентов для борьбы с большевиками и в сочинении прокламаций контрреволюционного характера.

Признает своим показанием гр. Гумилев подтверждает получку денег от организации в сумме 200 000 рублей для технических надобностей. В своем первом показании гр. Гумилев совершенно отрицал его причастность к контрреволюционной организации и на все заданные вопросы отвечал отрицательно. Виновность в контрреволюционной организации гр. Гумилева Н. Ст. на основании протокола Таганцева и его подтверждения вполне доказана. На основании вышеизложенного считаю необходимым применить по отношению к гр. Гумилеву Николаю Станиславовичу как явному врагу народа и рабоче-крестьянской революции высшую меру наказания — расстрел»»²²⁾.

Поэт Николай Степанович Гумилев действительно был замешан в антисоветском заговоре. Заговор был довольно обширен и состоял из нескольких групп, общающихся друг другом исключительно через руководителей этих групп.

Этот заговор, несмотря на его размах и обилие заграничных связей²³⁾ не выходит за рамки подготовительного периода. Несмотря на решимость заговорщиков, всё, что они реально, кроме подготовки, запасания оружием и изданием прокламаций, умудряются сделать - это поджог первомайских трибун и взрыв памятнику Володарскому. Опасность заговора состояла не в том, что они успели сделать, а в том, что они собирались сделать.

Проводимая заговорщиками инфильтрация участников Кронштатского восстания в Петроград, накопление их сил, вполне могло бы (и в этом участники заговора были правы) создать очаг восстания в Петрограде. Именно этим, реальной опасностью этого заговора, и вызвана столь быстрая и жесткая реакция власти.

Н. Гумилев, вне всякого сомнения замешан, в этом заговоре. Более того, он практически не маскируясь ведет эту деятельность. О ней знают практически все ближние. При этом он надеется на свою известность, как защиту:

«— Боже мой, ведь это безумно опасно!
Но он спокойно покачал головой.
— И совсем уж не так опасно. Меня вряд ли посмеют тронуть»²⁴⁾

Как выяснилось, в этой своей уверенности, что его не посмеют тронуть, он ошибался.

Итоги этого заговора были печальны. «Было привечено к уголовной ответственности 833 чел., из них расстреляно по приговору и убито при задержании 96, отправлено в концлагерь 83, выдано из губернии 11, заключено в детскую колонию 1, освобождено с зачетом и без зачета заключения 448 (судьба прочих неизвестна)»²⁵⁾.

И это не смотря на то, что ряд приговоренных спаслись: «Часть специалистов, арестованных по «делу ПБО», была — по практическим соображениям и в связи с ходатайствами разных лиц — избавлена от казни. Таковы, напр., исследователи сапропеля геолог-угольщик В.И. Яворский (освобожден в конце августа) и гидрогеологи Н.Ф. Погребов и П.И. Бутов (освобождены позже): за всех троих просил через Ленина знакомый Н.К. Крупской профессор-геолог Н.Н. Яковлев.,.. А.И. Горбова (освобожден, за него просил Горький), Б.В. Цванцигера (взят по «делу ПБО» в Москве 29 окт. 1921, под стражей до 9 окт. 1922).»²⁶⁾