19 августа 1939 г. на Политбюро Сталин произнес речь, где говорилось о том, что «мы можем предотвратить мировую войну, но не станем этого делать, так как нам выгодна война между Рейхом и Антантой».

«Это стенограмма речи Сталина на заседании Политбюро и руководства Коминтерна 19 августа 1939 года, за четыре дня до подписания пакта Молотов-Риббентроп. Вождь дает ориентировку корешам. Основные тезисы: мы сейчас можем предотвратить войну, но это нам невыгодно. Если мы договоримся с Германией, она нападет на Польшу и Англия с Францией вступят в войну. В Европе начнутся волнения и беспорядки и «…мы сможем надеятся на наше выгодное вступление в войну». Война нужна, потому что в мирное время у нас нет шансов захватить власть в Европе. Нам не выгодна ни быстрая победа, ни быстрое поражение Германии. Чем дольше будет длиться война, тем больше у нас шансов.

Текст известен по французской копии, сделанной, вероятно, кем-то из Коминтерна. Оригинал по-прежнему засекречен, но пока никто не попытался объявить текст фальшивкой».¹⁾

«Сталин всерьез размышлял, какой исход развязанной при его содействии войны будет ему выгоднее. Мэрфи - и этот эпизод его книги, пожалуй, получит наименее однозначную оценку - впервые представляет читателю английский перевод речи, с которой Сталин якобы выступил 19 августа 1939 г., накануне заключения официального соглашения с Гитлером. В своем выступлении он утверждал: если в результате затяжной войны Запад одолеет Германию, то эта страна созреет для советизации; если же в затяжной войне победит Германия, то она будет слишком ослаблена, чтобы противостоять СССР, и тогда вероятно, можно будет установить коммунистический режим во Франции. Таким образом, Советский Союз в любом случае оказывается в выигрыше - отсюда и его вывод: 'мы должны делать все возможное, чтобы война продолжалась как можно дольше, истощая обе стороны'».²⁾

28 ноября 1939 года французское агентство «Havas» (с 1944 г. «Агентство Франс Пресс») распространило сообщение о том, что 19 августа 1939 года, за четыре дня до подписания советско-германского договора о ненападении, И.В. Сталин срочно созвал Политбюро ЦК ВКП(б) и руководство Коминтерна, и выступил на этом заседании с речью.

Сразу же, в очень грубой форме, этот текст был объявлен фальшивкой самим Сталиным на страницах «Правды» от 30 ноября 1939 г.: «Это сообщение агентства Гавас, как и многие другие его сообщения, представляет вранье. Я, конечно, не могу знать, в каком именно кафешантане сфабриковано это вранье».³⁾ В 1958 году это же сделал немецкий историк Э. Йеккель, подробно изучивший историю документа. В 2004 году – московский историк С. Случ в статье «Речь Сталина, которой не было».⁴⁾

Строго говоря, в «стенограмме» нет ничего, чего нельзя было бы вычитать в газетных комментариях осени 1939 года. В ней хорошо «предсказаны» события между предполагаемой датой заседания Политбюро и датою публикации текста «стенограммы», но это нетрудно, если фабриковать текст также в конце ноября. Как пишет С. Случ, «к числу «первоисточников» текста «речи Сталина» можно отнести, например, статью в «Эпок» от 2.11.1939, в которой, в частности, говорилось: «Советско-германский договор от 23 августа имеет целью завлечь Гитлера в ловушку… Хозяин Кремля… также желает, чтобы война была длительной, ибо, чем дольше война будет продолжаться, тем больше противники ослабеют. Когда наступит окончание войны» победившие демократические державы окажутся не менее истощенными, чем Германия, тогда для Сталина настанет момент действий».

Женевский корреспондент агентства «Havas» А. Рюффен, утверждавший позже, что это он раздобыл текст речи Сталина (что вполне согласуется с первоначальной информацией агентства, указывавшей, что текст получен из Москвы через Женеву), рассказывал, что текст записан им со слов некоего высокопоставленного лица. Таким образом, даже по версии А. Рюффена, о настоящей стенограмме не может быть и речи.

В настоящее время доступно подробное исследования Игоря Петрова относительно возможных путей появления и распространения данной фальшивки.

В пользу подлинности текста нет никаких аргументов. Против подлинности говорит многое – и наличие в «речи» Сталина латинизмов, чего за ним никогда не наблюдалось; и тот факт, что стенограммы речей на заседаниях Политбюро велись лишь в редчайших случаях; и то, что заседания Политбюро 19 августа вообще не было – было лишь мелкое решение Политбюро, датированное 19 августа, но, как хорошо известно, к этому времени формальные заседания Политбюро были уже большой редкостью и вопросы решались, как правило, методом опроса руководящей «пятёрки» (Сталин, Молотов, Ворошилов, Каганович, Микоян), либо на совещаниях в узком кругу в кабинете Сталина, и лишь задним числом оформлялись как решения Политбюро (в 1939 г. состоялось всего два официально оформленных заседания Политбюро – 29 января и 17 декабря, а решений от его имени было принято 2855). В книге записей посетителей в секретариате Сталина под 19 августа не значится ни один из деятелей Коминтерна (в списке посетителей за этот день: Молотов, Микоян, секретарь Президиума ВС СССР А. Горкин, будущий полпред в Германии А. Шкварцев). Впрочем, даже в преамбуле к публикации «Havas» говорилось, что ни один из иностранных коммунистов, включая Димитрова, не был приглашён. Членами «русской секции» Коминтерна были, помимо самого Сталина, Жданов и Мануильский – ни тот ни другой не были у Сталина 19 августа.

Наконец, встаёт вопрос о путях утечки информации. Если Сталин и произносил эту речь, то в присутствии всего нескольких человек, так что круг подозреваемых должен был быть весьма узок. И насколько мы знаем Сталина, проигнорировать столь очевидный случай нелояльности он не мог. Головы должны были бы катиться, однако же не покатились. Следовательно, и утечки сверхсекретной информации, скорее всего, не было.

«Анализ всех известных ее вариантов дает основания для вывода о существовании одного основного или первоначального текста, распространенного 28 ноября 1939 г. агентством Гавас, а затем опубликованного в «Revue de Droit International de Sciences Diplomatiques et Politiques», и его доработанного варианта, оказавшегося не позднее 23 декабря 1940 г. в распоряжении службы разведки и контрразведки при правительстве Виши, т.е. того варианта «речи Сталина», который впоследствии был обнаружен в Москве.⁵⁾ Ссылка в сопроводительной бумаге к нему на указания по использованию текста «речи Сталина» офицерами спецслужбы дает основания для предположения, что обе статьи Рюффена, а также публикация этого текста в книге де Ла Праделя увидели свет не без участия этой спецслужбы.»

Вывод может быть только один: никаких доказательств связи между Сталиным и «стенограммой» его речи 19 августа 1939 г. не существует.