Среди множества страниц Великой Отечественной есть такие, переворачивать которые страшно. Нет, не из оскорбляющего человека страха, а из знакомого с детства страха понимания. Понимания, что никогда не сможешь отнестись к этим страницам истории так, как к ним относились люди тогда. Кажется, что сменилось время. Кажется, что сменилось представление о ценности человеческой жизни. Кажется… Но это не значит, что эти страшные, черные страницы войны не следует открывать!

Понятия «чернорубашечники», «черные свитки», «серожупанники» кочуют по мемуарам и статьям. Очень часто, читая о военной судьбе этих людей – становится жутко. Вот, например, как пишет об этом некто В. Гриневич, современный украинский историк:

«Советская историография в целом обходила эту проблему стороной, поскольку она таила в себе много непривлекательных и откровенно опасных сюжетов, способных нанести ущерб формировавшемуся мифу о «Великой Отечественной войне». Катастрофа 1941 года и последовавшая за ней немецкая оккупация со всей очевидностью продемонстрировали нелояльность украинского населения к советской власти. Но для последней это не являлось большим секретом. Оценивая реакцию населения республики на гитлеровскую оккупацию, секретарь ЦК КП(б)У Д.С.Коротченко в докладной записке Н.С.Хрущеву отмечал: «Абсолютное большинство гражданского населения в Украине не желало продолжать борьбу против немцев, а пыталось различными способами приспособиться к оккупационному режиму».

В Красной армии, пережившей в 1941 году трагедию жестоких поражений, плен, панику и отступление, сформировался даже сублимационный стереотип об «украинском предательстве». Н.С.Хрущев вспоминал в своих мемуарах о том, что генерал К.С.Москаленко, несмотря на свое украинское происхождение, был крайне озлоблен против земляков, называл их предателями и призывал выслать всех в Сибирь. В среде московской творческой элиты также преобладали антиукраинские настроения. Александр Довженко с возмущением писал в дневнике о поэте Д. — «темной шушвали, ненавидящей наш народ», который собирается расстрелять миллионы украинцев после войны «за предательство».

Сам великий мастер с обреченностью ожидал неотвратимую месть сталинской власти украинцам. «Никому ничего не будет прощено — писал он 1 июня 1942 г., — сколько несчастных, обездоленных мучеников или темных недоумков, сбитых с толку полным провалом начала войны, сколько их битых, жженых, стреляных, униженных будет бито, унижено, наказано из-за неразвитости человеческих отношений, и зла, и плохого нашего бездушного воспитания». В 1943 году советское командование издало специальную директиву, в которой указывалось на необходимость шире использовать такой источник пополнения войск, как мобилизация военнообязанных из освобожденных районов. Армия практически получала карт-бланш на «использование» людских ресурсов.

Необходимость такого, не присущего действующей армии, мероприятия (мобилизация и военная подготовка требовали дополнительных усилий) объяснялась сложностями в работе транспорта, перегруженность которого якобы не давала возможности своевременно доставлять на фронт подготовленное в тылу новое пополнение. Одновременно в документе подчеркивалось, что в тылу имеется достаточное количество людских ресурсов, чтобы обеспечить все потребности армии.

Активные мобилизационные мероприятия РККА развернула с первых же дней вступления на украинскую землю, и они не прекращались до конца 1944 года. Так, летом 1943 г. в Сталинской области передовыми частями было призвано и мобилизовано 12 860 тыс., в Сумской — 24 031 чел. В освобожденных от немцев районах налаживали свою работу и военкоматы. Такая система действовала как сдвоенное лезвие бритвы — кто избегал мобилизации армией, того мобилизовали военкоматы.

Подключение действующей армии к процессу мобилизации давало возможность ускорить введение в бой новых резервов. В сентябре 1943 г. только из районов Донбаса в соединения Южного фронта влилось 120 тыс. человек. Войска 2-го Украинского фронта за период с 1 по 23 января и в марте—апреле 1944 г. получили пополнение — 330 тысяч человек с бывших оккупированных территорий. Такая форма обеспечения войск людскими ресурсами существенно снижала качество отбора призывников, а также негативно влияла на уровень их военной подготовки. В условиях боевых действий мобилизация проводилась, как правило, с многочисленными нарушениями установленных в РККА правил отбора мобилизованных, сроков их обучения. Пагубная практика их немедленного использования в боевых действиях имела место с первых дней мобилизации. Отправка в бой плохо обученных, а зачастую плохо одетых и вооруженных людей больше напоминала жестокий акт мести за проявленную в 1941 г. нелояльность к сталинской власти, нежели предоставление украинцам возможности отплатить оккупантам за издевательства и унижения. М.Дорошенко писал в своих мемуарах о том, что во время призыва в Красную армию в его родной Кировоградской области людей гнали в бой без оружия, приказывая добывать его самим в бою. При этом политруки и командиры говорили: «Вы должны своей кровью смыть вину перед Родиной и ее великим вождем товарищем Сталиным».

Даже немцам было непонятно подобное отношение советского командования к «своим людям». Немецкие военные источники сообщали о том, что после первого взятия Харькова весной 1943 г. было мобилизовано в Красную армию до 15 тысяч человек в возрасте от 15 до 45 лет, которых без подготовки послали на фронт. Эти мужчины были одеты в гражданскую одежду и практически не имели оружия (1 винтовка приходилась на 5—10 человек). Не случайно этих людей, насильно загнанных в Красную армию, немцы называли «Beutesoldatenen» (трофейными солдатами). Проведя в 1943 году исследование среди пленных красноармейцев, немцы пришли к парадоксальному выводу: «Советы» окончательно исчерпали свои людские ресурсы и теперь бросают в бой подростков и людей преклонного возраста, мобилизованных из числа местного населения.

Согласно вышеупомянутой Директиве о мобилизации населения на освобожденных территориях, при фронтах с целью военной и политической подготовки этого «пушечного мяса», а также отсеивания «враждебных элементов» создавались т.н. Армейские запасные стрелковые полки. Срок пребывания в них колебался от 30 до 45 дней. Но сроки редко выдерживались, особенно в период наступления. Как отмечал в феврале 1944 г. в докладе «О работе с новым пополнением» начальник политотдела 60-й армии полковник Исаев, «…новое пополнение шло в бой, не умея владеть вверенным ему оружием». …Военные мобилизации, основной целью которых обычно является пополнение действующей армии живой силой, в сталинской империи использовались в качестве своеобразной формы мести украинскому населению, которое осталось на оккупированной вермахтом территории…». (В.Гриневич) По прочтении этого, у кого не возникнет жестокое ощущение безжалостной и холодно продуманной антиукраинской акции - в такой удобной и неподсудной форме, подло замаскированной тяжестью войны?

Можно принять эту точку зрения? Можно, наверное. Сегодня на Украине почти все трагедии, связанные с ее прошлым оказываются персонально антиукраинскими и спланированными, чаще всего северо-восточным соседом. Но мне, невходящему в сегодняшний украинский историкополитикум, «что-то внутри» не позволяет быть таким однозначным в оценках.

Недавно возникли и дополнительные, сугубо личные, обстоятельства. Дело в том, что упоминание о «чернорубашечниках» оказалось в военных воспоминаниях моего деда, которые спустя много лет после его смерти, оказались у меня в руках. Человеку этому я естественно по-родственному доверяю и поэтому его не столь однозначная, как у пана Гриневича, трактовка заставила меня провести маленькое … нет, не исследование, но сбор и анализ материала.

Из тех самых воспоминаний моего деда:

«243 стрелковая дивизия. …Мы доложили командованию о нашем прибытии для прохождения службы (речь идет о 1943 годе и в дальнейшем об Изюм-Барвенковской операции – АСъ).

Как обычно, нам сначала охарактеризовали дивизию (243-я дивизия входила в состав ЮЗФ - АСъ). Рассказали об ее заслугах в разгроме Сталинградской группировки немцев. Дивизия состоит из 3-х пехотных полков (906, 910, 912) и одного артиллерийского. В настоящий момент подразделения дивизии пополняются новым вооружением и личным составом.

Часть занимает позицию на левом берегу Северного Донца (ошибка; верно «Северский Донец» – АСъ). Немцы - на правом. Их берег высок, наш - низменный. Враги легко простреливают нашу оборону. Мы же строим укрепления, роем траншеи во весь рост, устанавливаем минные поля. В обороне наша дивизия будет находиться месяц. За этот срок мы должны хорошо укрепить позиции и подготовиться к наступлению. Сроки его пока неизвестны.
…
Фронтовая разведка выяснила, что немцы подтягивают на Курскую дугу танковые и авиационные части. Немцы ставили задачу прорвать нашу оборону, что подтверждали и пленные. Наше командование тоже подтягивало запасные части, чтобы иметь перевес и на земле, и в воздухе. И разведчики предоставили данные о начале немецкого наступления. Мы должны были их опередить. Наш полк начал готовиться к наступлению за месяц. К позициям стала подтягиваться артиллерия.
…
Подготовительная работа к наступлению была закончена к определенному сроку (начало наступления 17 июля 1943 года – АСъ). Средства для формирования были подготовлены - одна лодка на отделение. Всех офицеров вызвали к комбату. Он поставил задачу использовать огненный вал артподготовки для успешного форсирования реки. Артподготовка продлится 2 часа. После переправы продвижение на сближение. Выбить противника из своих траншей и успешно развивать наступление дальше. Действие частей должно быть дружным, стремительным. В глубине вражеской обороны не забывать о танках, поэтому командиру роты ПТР форсирование реки проводить последним. … Мы стали переправляться. Когда наши стрелковые роты с громогласным ура ворвались в немецкие траншеи, фашисты усилили артогонь по переправе. Некоторые лодки идут ко дну. Солдаты с оружием бросаются в воду (а ружья ПТР очень длинные и тяжелые), плывут к берегу, стремятся скорей выбраться на берег и занять позиции для возможного отражения танковой атаки противника. Наша лодка получает пробоины, и мы тоже плывем. Течение реки быстрое, вода подкрашена кровью в красный цвет, везде трупы. Такое я увидел впервые. При атаке в траншеях противника был убит комбат Большаков. Руководство боем принял замкомбата по политчасти. Он отдал приказ преследовать противника. Немцы бегут, многие сдаются. Следует приказ не стрелять по пленным. Продвижение было незначительным: от 5 до 10 километров. Немцы же опомнились, перегруппировались и перешли е контрнаступление, стали окружать наши роты. Мы перешли от наступления к обороне, приняли бой, крупнокалиберными патронами стали уничтожать врага. Связи с командованием не было, запас патронов ПТР быстро закончился, комроты убит. Принимаю решение выходить из окружения. … Из командного состава остался один офицер, он и принял командование на этом участке, распределил позиции в траншеях врага длиной около 500м. Задача: удержать рубеж. Через некоторое время к нам стали подходить солдаты из других рот. Вместе с ними вышел и наш подполковник. Он сразу установил связь между подразделениями, перераспределил силы. Всю вторую половину дня мы отбивали атаки фашистов. На нашем участке немцы 12 раз лезли на нас, но безуспешно. Каждая атака обходилась им дорого. На ближнем расстоянии от траншеи мы их расстреливали. Боеприпасов в немецких окопах было много, мы их и использовали. Груды немцев лежали в 10-20 метрах от траншей.
…
Ночью нам на смену пришла новая дивизия. Через 2 часа она перешла в наступление и продвинулась вперед на 25-30 километров, освободив много населенных пунктов Донбасса.
Нас же отвели за Северный Донец для пополнения (к 10-му числу вся 8 ГвА была выведена с плацдарма потеряв до 70% своего личного состава – АСъ). 243 дивизия выполнила приказ командования: прорвала оборону врага, создала условия для наступления наших частей. Но дивизия понесла большие потери в личном составе и технике. Очень много убитых и раненых. Таков итог нашей работы. Бойцы дрались слаженно, не щадили своих сил. Не вернулось все батальонное начальство, не пришли на переформирование командиры рот и взводов. Остался в живых старшина роты и я, парторг батальона. Без командира батальона я не мог писать наградные листы на солдат и командиров, проявивших себя при отражении немецких контратак. Списки отличившихся я хранил у себя до выхода из строя. В новом батальоне того же полка на новой должности я продолжил службу.
В части все начальство новое: от комбата до комроты. Новому замкомбата я показывал списки солдат, подлежащих награждению, но он не дал согласия. Сказал, что не участвовал в боях и ничего не знаю. Вот так…
В день нашего наступления на Курской дуге тоже изменяется обстановка. Наши от обороны перешли в наступление и теснят противника.
…
Когда остатки дивизии были отведены за Северный Донец для переформирования, прошло пополнение из госпиталей и из граждан, остававшихся на оккупированной территории. Они не были обмундированы, поэтому были прозваны «чернорубашечниками». В дивизии их было более 50%. Они совсем не умели владеть оружием. Надо было научить их разбираться в оружии, метко стрелять. За 7 дней 243 дивизия была укомплектована и обучена. И вот новый приказ: совершить маршбросок на 40 километров. Весь путь прошли, не отдыхая. Наша цель - село Александровка. Фашисты в нем закрепились основательно: все село изрезано траншеями, на глубине 5-6 метров бетонированные ходы сообщения, связывающие доты. Противник скопил большие силы, имел много танков, перевес был на их стороне. Наши войска никак не могли их выбить, войска задержались на этом рубеже.
…
С марша наша дивизия вступила в бой, заменив другую, нуждающуюся в отдыхе. Бой был ожесточенным, все наши атаки немцы отбивали. Несколько раз нас окружали, но безуспешно. Были случаи, когда наши передовые части, увидев большое число немецких танков, бежали на исходные рубежи, особенно их боялись «чернорубашечники». Политсостав полка и резерв останавливал беглецов. Огонь фашистов был настолько силен, что некоторые части часами были прижаты к земле. В этих условиях я был послан в роту для поднятия ее в атаку. С большим трудом, по-пластунски добираюсь до роты. В ней всего около 20 бойцов, половина из них раненые. Рота хорошо закопалась и удачно отражала атаки немцев. Повторюсь, но фашисты били так сильно, что только подними руку и обязательно будешь ранен, и тогда выйдешь из боя (были бойцы, которые так и делали). Я передаю приказ командования. Комроты отказывается его выполнять: «Видите, слева и справа наши соседи отстали, пусть они сначала выравнивают позиции». И он был прав. Да и с кем идти в атаку? Я остался с ними, при мне 20 бойцов отразили 5 атак немцев. К вечеру подошло подкрепление, наладили связь. Атаки немцев прекратились, наступило затишье. А утром по приказу командования наш полк был снят с передовой (2 других остались). Мы отошли от передовой на 3 километра. Солдаты приводили себя в порядок, многие спали.
…
Ежедневные ночные и дневные бои за Александровку не увенчались успехом. Постепенно были отведены с поля боя 906 и 912 полки. Моя 243 стрелковая дивизия не смогла выполнить приказа командования, понесла тяжелые потери в живой силе.
Немцы имели здесь большой перевес в силе, использовали танки и авиацию. С нашей же стороны не было ни танков, ни самолетов. Дивизия опять снята с позиций на пополнение. Солдаты обучаются стрельбе. …Новое пополнение все прибывало и прибывало, все были обмундированы («чернорубашечников» уже нет).» (Свечин А.В.)

Вот такой эпизод войны достался моему деду. Относится он, как вы поняли, к июлю 1943 года, когда для отвлечения немецких резервов от начавшегося на Курском выступе сражения Ставкой были организованы несколько второстепенных ударов, в том числе на Изюм-Барвенковском направлении – на границе Харьковской и Донецкой областей. Стратегически действия верховного командования были оправданы. За счет атак на этом направлении удалось сковать силы 1ТА противника, изначально дислоцированной на этом участке фронта, и даже заставить перебросить в этот район 30тк противника и еще несколько соединений из резервов. В материалах краеведческого музея г.Святогорска Донецкой области упоминаются и другие вынужденно передислоцированные немцами соединения: «Захваченные в плен немецкие солдаты показали, что к частям, расположенным на Изюмском плацдарме, подходили на подмогу соединения двух немецких танковых дивизий - 17-й и «Викинг». Вслед за 17-й танковой дивизией и танковой дивизией СС «Викинг» против войск Юго-Западного фронта перебрасывался 3-й танковый корпус. На прикрытие Донбасса от ударов Южного фронта немецко-фашистским командованием были также направлены танковые дивизии СС «Адольф Гитлер», «Рейх» и «Мертвая голова», переброшенные из районов Белгорода и Харькова.»

Важность такого оттягивания сил противника в момент встречного сражения на обоих фасах Курского выступа сложно недооценить! Прорвать полностью оборону немцев нашим 1А, 3А, 8ГвА и 51А не удалось - оборона противника после почти полугодовой неподвижности линии фронта была очень сильна, а все наши резервы и средства поддержки были направлены на направления главных стратегических ударов, прежде всего на Курский выступ. Не помог нашим дивизиям ни отдых, ни опыт - ведь все они прошли через Сталинград и имели возможность почти полугодового обучения личного состава за время нахождения в позиционной неподвижности.

Эти замечания очень важны. Как мы видим из приведенного отрывка из мемуаров и как подтверждается другими документами, 243 дивизия, прорывавшая оборону, в начале своего наступления за один (!) первый день потеряла более половины личного состава! Обученного, экипированного и опытного! Призванного и сформированного отнюдь не на Украине (243-я изначально формировалась в Ярославле, в центральной России)!

«Чернорубашечники» же в ее составе появляются только после по сути уничтожения дивизии в наступательном бою. Да, по цитируемому сообщению при переформировании дивизии этим мобилизованным дается на обучение всего неделя в составе дивизии. Но оттуда взяться другим, обученным резервам, если всё, что было сформировано ранее, перемалывается под Прохоровкой, где - без лишнего пафоса можно сказать! - решается судьба этого года войны, а может быть и войны в целом? Можно остановить наступление здесь, на изюм-барвенковском направлении, но тогда та самая 1ТА немцев будет переброшена под Прохоровку и неизвестно, куда качнется чаша весов в этом сражении. Итак, продолжение наступления - жестокая неизбежность и именно поэтому «чернорубашечники» идут в бой. Воевать они не умеют – их страх описан очень зримо. И опять через несколько дней боев дивизия выбита. Если в роте остается по 20 человек – то выбита больше, чем на две трети. Да, теперь погибло новое необученное пополнение! Но не забудем, что между этими двумя выходами 243 дивизии на передовую на её плацдарме была также выбита другая, резервная дивизия, которая сменяла 243-ю и которая была сформирована ранее опять-таки не на Украине и обучена с соблюдением сроков! В итоге за дни боев, а они продолжались с 17 по 27 июля, наши потери на фронтовой полосе только одной стрелковой дивизии при ее численности около 9000 чел. (по штату с декабря 1942 года - 9435 чел) – составили около 13-14 тыс. человек. Из них вновь призванных «чернорубашечников» не более 4000 тыс., погибших в самую последнюю очередь, когда все резервы уже исчерпались! Это один эпизод боев. Где же тут можно найти персонифицированную и целенаправленную месть Советской власти призванным в Красную Армию украинцам, о которой с такой убедительностью писал пан Гриневич, процитированный в самом начале статьи? Не сходится действительность с декларированной паном Гриневичем планомерностью уничтожения необученных украинцев!

Дальше - снова нестыковка. Наступление и мясорубка заканчиваются, и уже следующее пополнение, формируемое в «спокойной» обстановке, экипировано и имеет время на боевое обучение, что прямо отмечается в мемуарах.

Итак, прочитав пока только пана Гриневича и моего деда, мы имеем достаточно противоречивые сведения, и, значит, нужно искать больше и еще больше, чтобы склонить чашу весов в ту или иную сторону. Тем паче, что я могу по-родственному заблуждаться в правдивости воспоминаний своего деда, и поэтому мне нужно быть вдвойне осторожным в окончательных выводах.

Поищем-почитаем, что вспоминают или рассказывают о конкретных боях в районе действий 243-й дивизии в июле 1943-го другие современники моего деда. Конечно, «нет худшего свидетеля, чем очевидец», но, имея спорящие между собой мемуары и газетную статью, я считаю себя вправе продолжать использование эмоциональных и субъективных материалов.

«После разворота войск в Изюм-Барвенковской операции в июле 1943 года, после форсирования Северского Донца полки Восьмой гвардейской залегли. Наступление захлебнулось, и каждая утренняя атака вслед за длительной и мощнейшей артподготовкой ни к чему не приводила. Тысячи бойцов словно исчезали в зарослях кукурузы, в мареве пожаров, в нестерпимой зыби всеобщего тления. Как всегда, заговорили о мощной линии немецких дотов, о зарытых в землю танках, о другой столь же привычной чертовщине войны (В.А.Разумный)»

Ага, вот и нестыковка! Горькая ирония последней фразы мемуариста – не в мою пользу! Нет, с его точки зрения - никакой мощной обороны! Есть просто «чертовщина войны»! Ведь этот очевидец скептически говорит о и мощных дотах, и о танках… Но если оборона слаба - значит, и солдаты первого эшелона наступления, и чернорубашечники потом - гибнут просто от необученности и недовооруженности?

Подождем с выводами… Очень часто один и тот бой несколько человек могут описывать совершенно по-разному. Слишком узко восприятие в моменты опасности, слишком сложна картина боя, не видна она полностью ни рядовому, ни командиру полка. Каждый видит в ней своё.

Представьте себе, оказывается, была на том участке реальная «чертовщина войны» - не абсолютно новое оружие, но новое для того момента и того места!!!

«В июле 1943 года наш полк поддерживал 8-ю гвардейскую армию при форсировании реки Северский Донец в районе г. Изюм. Я как начальник разведки полка следовал в первом эшелоне атакующих стрелковых подразделений, под огнем противника перебежал по штурмовому мостику реку. Но противник открыл сильный огонь из пулеметов, укрытых на высоком правом берегу реки, наша пехота залегла.
Кроме того, первая позиция обороны противника была плотно заминирована, а его авиация непрерывно бомбила наши боевые порядки. … Наша артиллерия вела огонь по пулеметным точкам, но они продолжали стрелять. Я заметил один хорошо укрытый пулемет. Вызвал огонь одной из своих батарей. Разрывы легли точно, пулемет замолчал, но вскоре снова открыл бешеный огонь. Я вновь повторил огонь. Вместе с пехотой я перебежками продвигался вперед. Вышли к этим пулеметным точкам. Это оказались бронеколпаки, зарытые в землю. Собственно бронеколпак возвышался над землей на 40-50 см, в нем была небольшая амбразура, закрытая бронированной заслонкой. В колпаке был установлен крупнокалиберный пулемет и находился пулеметчик. Такие бронеколпаки называли 'крабами' - то было новое оружие. Пулемет, по которому я вел огонь, забросало землей, поэтому он прекратил огонь. К сожалению, прямого попадания в бронеколпак не было. Таких пулеметных точек было на этом направлении много, некоторые даже лежали на земле - противник не успел их закопать. Поэтому наша пехота с большим трудом захватила плацдарм на правом высоком берегу реки Северский Донец» (Чернышев Е.В.)

Много бед на войне для солдата. Вот обнаружилась одна, по которой потери именно в этом наступлении оказались так велики… Новое и неожиданное на войне убивает быстрее и надежнее именно за счет неожиданности. Не может тут никому помочь ни предыдущий опыт, ни военная учеба - ни чернорубашечнику, ни обмундированному бойцу.

Была и другая беда, погубившая многих – теперь не тактическая, а стратегическая. Потеря внезапности! По воспоминаниям командующего 8ГвА ген.Чуйкова, из показаний пленных немцев советскому командованию стало известно, что «наше наступление ожидалось противником еще с 12 июля – за пять дней до его начала».

Еще одна беда на плечи солдатские: не было у Чуйкова, по его словам, опыта руководства армией в наступлении. Только и эта беда, и другие - на все плечи, а не только на чернорубашечные или только на украинские… Неправ пан Гриневич!

Гибли солдаты 243-й дивизии. Гибли солдаты на плацдармах вокруг неё. Погибали в наступлении - не продвинувшись ни на шаг на запад. Большинство дивизий 8ГвА не смогли сделать в первые дни и той малости, что удалась 243-ей. «Передовые части их были сброшены в реку, переправы навести не удалось, а те, что были наведены, оказались под непрерывным немецким артогнем и бомбовыми ударами. Только 79-й гв.сд генерал-майора Н.Ф.Батюка – героям боев за Мамаев Курган в Сталинграде – удалось переправиться и закрепиться в районе Банное-Пришиб (20 км к северу от Славянска). А еще через 5 дней на этом же плацдарме комдив Батюк погиб вместе с одним из полков своей дивизии, окруженные контратакующими немцами. Ожесточение боев в тех местах было таким, что очевидцы свидетельствуют: пройти пешему человеку в районе боёв, не наступив на труп, было практически невозможно. Особенно большое количество трупов лежало на направлениях главных ударов, в районах сёл Долгенькое и Заводы, а также в районе Изюмской городской свалки«¹⁾. Если вы вспомните о немцах, которые лежали перед позицией, которую в те дни защищал от контратакующих немцев мой дед со своими бойцами, то становится очевидно, что это были не только те трупы, которыми мы «заваливали противника», а и те, которыми он заваливал нас. Количественно же, по данным цитированной докладной записки немцы потеряли в этих местах около 200 тыс. человек, что подтверждает и множество захоронений немцев в тех краях.

А вот один факт, о котором в воспоминаниях моего деда не рассказывается; может, не знал он об этом, может, промолчал. Дело в том, что помимо «чернорубашечников» в боях на этом плацдарме принимала участие и штрафная рота, прикомандированная именно к 243-й дивизии. О ее боевой участи мне ничего не известно, но упомянуть о наших солдатах, которые так же сражались и так же погибали за Родину, считаю нужным. Тем более, что иногда «чернорубашечников» почему-то путают со штрафниками. На самом деле перепутать их бывалые фронтовики не могли по очень простой причине: штрафники сохраняли свое армейское обмундирование.

Вспомним и другой «злой и злободневный» факт из истории Отечественной, применительно к боям 243-ей дивизии. Помните фразу моего деда о бегущих «чернорубашечниках», которых должны были останавливать политработники и резерв? Где же заградотряды, так часто упоминающиеся сейчас некоторыми историками? Почему паникерами занимаются на уровне полка?

Были заградотряды на Изюм-Барвенковском плацдарме, занимались своей тяжелой военной работой! Вот воспоминания одного из бойцов 23 танкового корпуса, который через плацдарм 243-й дивизии вводился в прорыв 19-20 июля:
«Мост через Донец начали сколачивать уже в ходе форсирования реки. Диву даешься, как саперам удалось в течение двух суток построить мост, выдерживающий тяжелые танки. А там, где враг видел только лес, столь же быстро появилась просека и дорога на мост. … Когда мы оказались перед мостом, на просеке, забитой техникой и людьми, то первое впечатление было такое: здесь хаос. Команды разных офицеров звучат одновременно. Одна перебивает другую! Нецензурщина! Они не слышны лишь тогда, когда все звуки перебивают вой бомб, и рев выходящего из пике бомбардировщика! Каждый офицер стремится быстрее протолкнуть своих людей через мост. Отсюда и споры. В сторонке, на боку, лежит автомашина. И никто не ответит на вопрос: перевернула грузовик бомба или заглох мотор и солдаты оттащили ее в сторону. Но впечатление о хаосе было первым, а, соответственно, обманчивым. На самом деле, здесь был полный порядок. Его поддерживал заградотряд - один из тех, о коих в последнее время написано столь много былей и небылиц. Вот «заградники» остановили поток бегущих на мост людей. Пошли танки нашего 23-го танкового корпуса, генерал на «виллисе». (Чигвинцев М.Н.)

Обратили внимание на «бегущих на мост людей»? А теперь удивитесь еще раз. Если вы внимательно перечитаете отрывок, то должны понять, что эти люди бежали не «из» боя, а «в» бой! И вот среди этих солдат и наводит порядок заградотряд! Не правда ли, как-то не соответствует это стереотипам действий заградотрядов? А ведь мы продолжаем изучать всего один десятидневный и десятикилометровый эпизод огромной войны…

А что же сами чернорубашечники из-под Изюма? Услышать бы хоть что-нибудь о них – от них самих? Удивителен мир. Вот история одного из тех самых «чернорубашечных» бойцов 243-й дивизии, даже того самого 906-го полка…

«Награда через 58 лет. 76-летнему Ивану Чеснокову из хутора Придонского Верхнедонского района вручена награда, нашедшая его через 58 лет. В 1943 году приказом командира 906-го стрелкового полка 18-летний рядовой Иван Чесноков был представлен к медали «За отвагу». В районе Курской дуги он был ранен, а после госпиталя уже попал в другую часть. Награда затерялась. Потом было еще одно ранение и - заключение медкомиссии «годен к нестроевой». В том же 43-м солдат вернулся в родной хутор»²⁾

Почему я думаю, что это именно «чернорубашечник»? Потому что ему в 1943-м как раз исполнилось семнадцать призывных лет и родом он из тех мест, что как раз к 43-му были освобождены и рядом с которыми происходили исследуемые события. Вот и попал он в тот самый 906-й полк. И не просто попал, а получил в нем «Отвагу». Вот вам и «чернорубашечник», который бежал и боялся! Вместо этого видим героя. Рядового, необученного… Помните по воспоминаниям моего деда, как обошлись с наградами, заслуженными бойцами его роты? Весь комсостав погиб, а новый знать ничего не знает. Такое ведь не было редкостью, особенно когда по сути задание командование не было ни армией, ни дивизией выполнено – наступление-то захлебнулось. А ведь в тех списках, что готовил мой дед и которые остались неутвержденными, были такие же чернорубашечники, что и герой Иван Чесноков! Из того самого пополнения в 50% списочного состава. Я даже подумал грешным делом, что может быть как раз список, который передал начальству мой дед, всё-таки достали спустя годы из архива и утвердили – и был в нем боевой товарищ моего деда Иван Чесноков. Вот вам и отношение к ним, как к украинским предателям, на которое упирал пан Гриневич!

К сожалению, на этом, найденные мною свидетельства, касающиеся непосредственно 243-й дивизии на Изюм-Барвенковском плацдарме заканчиваются. Но этого достаточно, чтобы составить какое-то представление о том, как и в каких условиях сражались и погибали люди в разном обмундировании и из разных мест, приписанные волею судьбы к этой дивизии в Изюм-Барвенковском наступлении лета 1943-го. Люди, которые не знали, что появится после войны на свет некто Гриневич, который разделит их не на живых и мертвых, а на украинцев и всех остальных..

Сейчас, когда возможности самиздата расширились и перекрыли возможности СМИ и бумажных издательств – в дополнение к официальной обобщенной точке зрения и мемуарам военачальников появились из личных архивов впечатления и воспоминания рядовых солдат и младших офицеров, которые раньше не издавались по причине «неактуальности». К несчастью, это действительно становится неактуальным – вспоминать зачастую уже некому. Вот и мне куда проще было бы спросить у своего деда подробности о «чернорубашечниках», но… Делать это нужно было лет 25 назад, когда мне – увы! - хватало для понимания сути войны школьного учебника и фильма со взрывами и танками. Сейчас – не так. Удаляясь от нас, война теряет броневую однозначность оценок, становится сложной - ее не просто ощущают чувством, ее пытаются постичь. Человек не придумал ничего лучшего для этого – чем логика, цифра или формальный анализ. Как применить всё это к воспоминаниям? Оставим цифру – «на потом». Послушаем – слова.

Мой дед не написал о своем личном отношении к людям в грязно-серых рубахах и черных телогрейках. Он как бы просто сказал: «Они были… Воевали как могли и гибли как все». А как к ним относились другие фронтовики, которых успели об этом спросить? По крайней мере, что у них осталось в памяти об этих людях или что они хотели, чтобы теперь о таких бойцах думали с их слов.

Начну не с очевидца, а опять - с Гриневича. Он заявил, что среди советских военных доминировало негативное отношение к тем, кто «отсиживался во время войны в оккупации». Оставим на время тот факт, что среди советских военных, освобождавших, например, днепровское правобережье, были и те, кто три месяца тому назад также, как новые «чернорубашечники», были мобилизованы на левом берегу Северского Донца и остались в той мясорубке в живых. Такие сложные пространственно-временные выводы – не для «историков нового типа» (а вы, надеюсь, уже поняли, что статья Гриневича, с цитирования которой я начал эту статью – едва ли заслуживает права называться объективной). Снова послушаем очевидцев, теперь чуть отдаленных во времени и в пространстве от мест боев 243-й дивизии… Но отдаленных - всего чуть-чуть!

«Самыми тяжелыми за время моего командования стрелковыми подразделениями были, наверное, бои осенью сорок третьего под Запорожьем. Мы были обязаны постоянно атаковать с отвлекающего плацдарма, чтобы не дать немцам перебросить свои войска под Мелитополь. Голая равнина. Перед нами ряды колючей проволоки и минные поля. Мы и в дневное время не могли там головы поднять, не говоря уже о том, чтобы вынести своих раненых с поля боя…А ночью там тоже простреливался каждый метр. Мой НП находился под нашим подбитым танком, стоявшим там с сорок первого года. Штаб батальона расположился в трехстах метрах от нас, в противотанковом рву. Минометчики рядом с ними. И каждый день мы ходили в атаку, иногда без всякой артподготовки.
Бойцы пробегут двести метров вперед, а навстречу такой убийственный огонь! Все залегали, пытались закопаться в землю… Из штаба батальона, по телефону, комбат кроет меня матом: «Почему, такой-растакой, не продвигаешься!? Вперед! Мать – перемать!». Плюнешь на эти «беседы», бросишь трубку телефонисту, и идешь в цепь, пытаешься людей на верную смерть поднять.
Колючая проволока в первых рядах, на протяжении сотен метров вся провисла от висящих на ней тел убитых бойцов. Пополнение шло непрерывно, но после каждой такой атаки от нас оставались «рожки, да ножки». И так в ротах было по 40-50 человек, а после боя!… Пришел штрафной батальон – офицеры без погон. Все полегли на «колючке»и на минах, но прорвать немецкую оборону не смогли. Прислали к нам массивное пополнение из «чернорубашечников». В гражданской одежде. Запомнились их вещмешки из белого холста. Но и они не смогли пройти дальше рядов с колючей проволокой…И такое смертоубийство продолжалось почти месяц. На поле перед нашими окопами было страшно смотреть, столько там лежало убитых. Я уже не надеялся там уцелеть.
…
Поначалу к «чернорубашечникам» относились с недоверием, а иногда и со злобой. Тем более прошел слух, что в соседней дивизии, один взвод, составленный из освобожденных от оккупации украинцев, к немцам перебежал в полном составе.
Только когда заявляют, что «чернорубашечников» гнали в бой без всякой подготовки с одной винтовкой на троих – это полная чушь! Им давали время на боевую подготовку. Не забывайте еще один факт, больше половины из «черной пехоты» были бывшие бойцы Красной Армии сорок первого года, и военное дело знали. Окруженцы, беглые пленные, дезертиры-«примаки»… Всякий там был народ…
Почему относились со злобой?… А какие чувства, например, должен испытывать какой-нибудь солдат, отступавший от самой границы, переживший весь ад первых двух лет войны, весь израненный и вымученный передовой, когда в конце сорок третьего он заходит в освобожденное село и видит среди «примаков» парочку своих бывших сослуживцев по началу войны, которые дезертировали из армии во время отступления? Обнимать он что ли должен был своих «бывших однополчан»? А подобная встреча произошла на моих глазах.
Ведь «чернорубашечники» не у Ковпака партизанили. К бывшим партизанам отношение было братское с первых минут! А это «запорожское» пополнение было из «выжидавших, чем война кончится?». Жили они потихонечку в оккупации, работали, салом с самогоном кормились, семьи заводили, немцам и полицаям до земли кланялись. А в это время в России уже в каждой семье, «похоронка» на отца или сына лежала.
После первых боев, эти мысли уже почти не возникали. Одели их в красноармейскую форму, влились они в наши ряды, притерлись, сдружились со «стариками», и воевали, как правило, не хуже других» (Генкин Г.С.)

Для меня всё вышесказанное больше похоже на правду, чем утверждения Гриневича… Потому что сказано непрямолинейно и неоднозначно – то есть по-человечески, а не по-ученому.

Чужой остается чужим, пока с ним на смерть не сходишь. После этого он - поневоле свой. Были, наверное, командиры, которые так и не справились с недоверием к «побывавшим под немцем». Только воевать такому неумному командиру, кроме как вместе с именно такими людьми, было не с кем, и если не научился он их принимать такими, как есть, то недолго и ему самому воевать оставалось. Ведь там, где рота легла, там и взводные лежат, а оттуда, куда полк на смерть отправили, комбаты не возвращались…

Замечу вам и очень важное фактологическое совпадение с воспоминаниями моего деда. Чернорубашечники и в этих боях появились в части тогда, когда наступление стало самым жестоким по потерям. Вот тогда и тут начали затыкать дыры в ротах – чем попало… Можно было, наверное, по мнению многих сегодняшних «умных и человеколюбивых» - и не наступать, но такое мы попробовали в 41-42 и в итоге - не наступая! – отступили аж до Волги. А назад до Берлина без наступлений, к несчастью, не дойдешь…

Но заметили вы, наверное, и другие важные детали. Наш современник Гриневич говорит про одну винтовку на взвод, а однополчанин «чернорубашечников» называет утверждения о недостатке вооружения в 1943-м «чушью!». Кто же прав? Вроде и мой дед рассказывает о том, что их «чернорубашечников» воевать и стрелять учили. Хоть неделю – но учили. А как учить стрелять без винтовок? Вспомните заодно, как он рассказывает об обороне на вновь занятом плацдарме от контратакующих немцев. Оружия там было брошено много – им и отбивались!
Послушаем еще одного ветерана:

«В декабре 1943 года нас выпустили из училища, присвоили звания младших лейтенантов, и вскоре я оказался в офицерском резерве при отделе кадров 2-го Украинского Фронта. Там уже нас распределяли по частям. Меня направили в 254-ую Стрелковую дивизию, попал командиром стрелкового взвода в 936-ой стрелковый полк… Через час я уже был в своем новом полку, получил назначение на должность командира роты. Дивизия понесла большие потери и находилась во второй линии обороны. Сержантского и рядового личного состава в стрелковых батальонах просто не осталось. И когда прислали пополнение из «чернорубашечников», то моя рота состояла из семидесяти «чернорубушечников», одного сержанта – фронтовика, и меня, еще не имевшего боевого опыта. На вооружении роты 4 пулемета «максим» и винтовки. Вот этих людей я и готовил к грядущим боям. Стрелял хорошо, показал новобранцам, как это надо грамотно делать, и они меня сразу зауважали.
Все «чернорубашечники» были украинцами, 30 - 35 лет от роду, все они спокойно пережили немецкую оккупацию, и были призваны в армию, немедленно после освобождения их сел нашей армией. Без какой-либо проверки в СМЕРШе, без выяснения весьма возможного «темного прошлого», без обучения в запасных полках, их сразу направили в дивизию, «с корабля на бал», то бишь, в передовые армейские части. Благо мы находились во втором эшелоне, и времени на подготовку у нас было более чем предостаточно - два месяца. Обмундировать в полную армейскую форму их так и не успели и в первый свой бой многие из них пошли в домашней одежде, а из армейского «вещевого довольствия» кому-то только досталась только пилотка или армейские галифе. Внешне мы выглядели как партизаны. Жили дружно, отношения у меня с солдатами сложились хорошими. Большинство из них были неплохими людьми, а что они точно и конкретно в оккупации делали, я старался не выяснять. Это было бесполезно, у всех был готов один стандартный ответ.» (Стариков М.А.)

Обмундирования на пополнении по этим мемуарам всё еще нет, но как только появляется время – держат и учат «чернорубашечников» в тылу со всеми вместе. Никто отдельно и специально на смерть не гонит! Не станет времени, пойдут все - и в х/б, и в пиджаке, и русские, и украинцы, и все прочие – помирать. Что там еще Гриневич писал? Командиры не любили, никого не учили? А тут - чуть не так. Опять чуть-чуть, которое решает всё. Отношение у командира – понимающее. Учеба – своим порядком. Так и осталось одно отличие от «других пополнений» – одежда.

Но вот другое свидетельство! Кажется, подтверждающее слова Гриневича.
«Мне было всего 17, когда в октябре 1943 года его вместе с другими подростками привели к противотанковому рву. Нас называли «чернорубашечники» потому что формы военной на нас не было - кто в фуфайке был одет, кто в рубашке. Раздали нам по саперной лопатке и предупредили: кто не окопается до утра, убьют. Потом нам на 18 человек все же принесли 6 ржавых винтовок СВТ с нерабочими затворами. Сказали, чтоб оружие добывали в бою сами, и мы – подростки - с криками «Ура!» пошли в атаку на немца» (Сухинин В.Д.)

Хочется верить человеку всегда, но всегда-всегда не получается… Особенно, если перед этим в той же статье, где цитируются слова Сухинина, пафосно и подробно, с «показаниями очевидцев», рассказывается про поголовную гибель в том же бою - женского штрафбата. Проблема-то в том, что штрафбаты – это части из разжалованных офицеров. Вот штрафроты – это для рядового и младшего комсостава. При одном штрафбате на корпус или армию (но не на все, потому что в гвардейских соединениях штрафных подразделений не полагалось) – откуда в Красной армии нашлось бы столько женщин-офицеров, получивших столь строгое взыскание?! Ладно, пусть человек, не понимая разницы, ошибся и речь шла о штрафроте, которая одна на дивизию… Но вот беда – не было в Красной армии даже штрафрот из женщин-военослужащих! Не было! Не предусмотрена была для женского пола такая мера наказания как штрафбат или штрафрота.

Что там еще напортачил записывавший ту историю журналист, не знаю, но единожды - э-э-э… - перепутав, кто ж тебе поверит. Можно ведь и второй раз «ошибиться». Как с женщинами-штрафниками - так и с 6 винтовками на 18 подростков.

Впрочем, для меня главная причина недоверия не в этом.

Во-первых, заставлять пополнение окапываться – это святое. Неопытный боец может воспринимать такую команду как издевательство, но, действительно, не окопаешься – убьют. Получается, что командир - молодец! Озаботился сохранением вновь прибывшего личного состава. А зачем тогда на ненужную смерть с утра с одной винтовкой на троих послал? Ну ладно – приказ… Но вот ведь возникает «во-вторых»! Как мы видели, необученные чернорубашечники почти всегда оказывались на передовой только в моменты очень кровопролитных боев, причем боев в общей наступательной операции. Боев, в которых потери личного состава достигают 70-80, а то и 100%… В этих условиях красноармейского стрелкового оружия вокруг валяется – именно те самые 70-80%… Команды специальные его собирают вместе с трофейным. Так что о недостатке оружия для меня речи не идет. Не найти 12 винтовок там, где погибли с оружием в руках сотни людей? Вот и непонятно, то ли забылось что-то, то ли приукрасить захотелось - и тоже то ли журналисту, то ли рассказчику…

А вот другая история гибели чернорубашечников из книги Шкиля Н.И.»Недовезені соняшники«, где описывается ситуация 43-го года, когда новопризванным бойцам поставили задачу переправиться через Днепр на подручных средствах – и большинство остались на дне. Обличительного пафоса там много, и я его осознанно опускаю, оставив только голый факт: гибель новобранцев, недостаточно обеспеченных плавсредствами, при форсировании реки в наступлении. Да, было такое «на подлости войны». Но опять вспомните воспоминания моего деда! Ему, парторгу роты, достается от щедрот солдатских для переправы через Северский Донец при давно ожидавшемся наступлении – всего лишь половая доска. Более чем подручное средство! Наверное, злые командиры, хотели политсостав изничтожить, также как новобранцев, если подходить к этому факту по меркам Шкиля? Отнюдь… Просто переправы действительно тогда обеспечивались из подручных средств – не научились еще подвозить к передовой скрытно штабели лодок для переправы.

Вот из других мемуарах о плавсредствах и героях. Теперь уже действительно украинцах в домашней одежде, единственным оружием которых стали их лодки…
«Полковой инженер «со своими двумя помощниками пошел из двора во двор выяснять: у кого есть спрятанные рыбачьи лодки. Когда набралось восемь «посудин», инженер построил владельцев в шеренгу, зачитал текст военной присяги и заставил это сделать всех, стоявших в строю. Инженер поздравил их с зачислением саперами 48-го стрелкового полка. Самым главным их оружием, сказал Чирва, будут их собственные лодки и весла на время переправы полка. Об обмундировании новые служивые даже не заикались. С наступлением темноты на трех повозках лодки перевезли к берегу реки. … Немцы никак не рассчитывали, что мы с ходу решимся форсировать реку на подручных средствах, поэтому не организовали оборонительного рубежа на выгодном возвышающемся берегу. Это был их стратегический просчет.» (Лебединцев А.З.)

Всё сделано совершенно не по Уставу и не по приказам Ставки. Но сколько спасли жизней эти восемь «чернорубашечников» со своими лодками! Снова у правды – две стороны…

Еще одно документированное воспоминание о «чернорубашечниках» – от человека, призванного семнадцатилетним в 43-м году со Ставрополья:
«Возвращавшиеся из госпиталей рассказывали, что в полях трупы чернорубашечников (так называли одетых в гражданское) лежат цепями. На пути в госпиталь и я видел такую цепь. Трупов 20 лежало через равные промежутки. Похоже, целый взвод перебит в полном составе.» (Кожин Ю.А.)

Страшная картина, но вспомните другие описания жестоких наступлений и контрнаступлений. Вспомните немцев, которые грудами лежали перед окопами моего деда. Вспомните увешанные телами наших бойцов ряды колючей проволоки под Запорожьем из воспоминаний Генкина, которые читали выше… Нехудожественный «апофеоз войны». Выдержавший паузу умелый пулеметчик действительно мог и сейчас может выкосить одной очередью целый взвод, примеров чему в мемуарах хватает. Очень уж это жутко видеть со стороны – одной очередью в одно мгновение двадцать живых душ. Почему же выделяют и вспоминают отдельно в таких рассказах о косившей всех подряд смерти - именно чернорубашечников?! У меня есть единственное рациональное объяснение, хоть и не хочется употреблять слово «рациональное» по отношению к столь противному человеческому разуму событию - войне. Именно потому, что в составе советских войск «черных свиток» было мало и были они нетипичны - они и выделялись своей одеждой на общем фоне убитых, бросались в глаза. Западала в память их черная да серая одежонка – на живых и погибших, как западает в память всё режущее глаз своим несоответствием окружающему.

Вечная им память – павшим в той жестокой войне…

Именно фактологическая. Задокументированная. С цифрами. С приказами. С постановлениями.

Написать эту часть меня опять заставил пан Гриневич, ставший в итоге моим мысленным оппонентом. Да, его тезисы о персональной ненависти к украинцам с оккупированных территорий, которых из мести посылали на убой – именно как украинцев – оказались …э-э-э… не вполне правдой. Только ведь его слова были якобы «подтверждены» цифрой и буквой, а мои – до сих пор основывались на моих собственных эмоциях и свидетельствах очевидцев. Придется мне тоже стать буквоедом и раскрыть свою точку зрения, используя язык цифр и приказов.

Гриневич, как многие другие историки и публицисты, говоря о практике призыва в освобождаемых районах, начинает рассказ с 1943 года. Дескать, именно тогда появились полевые военкоматы, которые шли вслед за наступающей армией, тогда появились поступающие во фронтовые части люди в гражданской, а не военной одежде, тогда возникли проблемы с вооружением пополнений. С Гриневичем всё понятно… Он выделяет только ту войну, которая шла по территории Украины и с участием украинцев, а другие ее составляющие - под Сталинградом, под Ржевом или в Белоруссии – для него неинтересны. Именно поэтому, говоря о мобилизации лиц с оккупированных территорий, он упоминает только выпущенную в 1943 году «специальную директиву, в которой указывалось на необходимость шире использовать такой источник пополнения войск, как мобилизация военнообязанных из освобожденных районов». Якобы по ней, «армия практически получала карт-бланш на «использование» людских ресурсов».

Удивительно, но дело обстоит с точностью до наоборот. Подробное рассмотрение документов показывает, что не было ни карт-бланша, ни 1943-го года как начала отсчета! На самом деле такая директива впервые появилась ровно тогда, когда наши войска наконец-то перестали пятиться назад и впервые начали освобождать свою землю. В ходе наступления под Москвой мы массово и впервые столкнулись с «лицами на освобожденных советских территориях». Есть ситуация, есть люди – нужен порядок. Война без порядка – это война на проигрыш.

Первый приказ ставки ВГК №089 по данной тематике датируется 9 февраля 1942 года! Он направляется начальникам штабов Воронежского, Юго-западного, Донского, Сталинградского и Закавказского фронтов. В нем подчеркивается, что «в связи с транспортными трудностями уже подготовленные для фронта большие массы пополнения очень часто задерживаются в пути, запаздывают и прибывают в действующие части несвоевременно», и содержится требование об «использовании еще не служивших в армии военнообязанных освобождаемых от немецкой оккупации советских районов и областей». Логично? Логично. Не ждать, пока фронт пройдет мимо - и потом уже призывать этих людей. Нет, делать всё быстрее! Ведь под пятой врага самые населенные районы страны, а людские резервы восточных областей не беспредельны. Значит, не отправлять всех освобождаемых призывников в глубокий тыл для учебы, а «обязать военные советы действующих армий для пополнения живой силой своих частей призывать в порядке мобилизации советских граждан в ряды Красной Армии. Призыву подлежат граждане освобождаемых от оккупации территорий в возрасте от 17 до 45 лет из числа лиц, не призывавшихся в Красную Армию в течение истекших месяцев войны. Во всех армиях незамедлительно сформировать запасные полки, которые и должны осуществлять практически отсев, призыв и боевую подготовку этих контингентов в полосе действия своих армий.»

Считаю важным отметить: во-первых, никакой речи о том, что в бой должны бросать необученный контингент – НЕТ; во-вторых, никакого злого умысла по уничтожению этих призывников – тоже НЕТ. Есть - нормальная воинская практика. Запасные полки – это те самые учебные полки, в которых проходило обучение и мобилизуемых в более глубоком тылу.

Сколько в них должны были учиться воевать? Об этом говорил действующий Устав, а точнее «Положение о запасных частях военного времени сухопутных войск». В нем четко расписаны все сроки: «Основными запасными стрелковыми частями являются запасные стрелковые полки, сводимые в бригады и подчиненные командующим войсками округов, и армейские запасные стрелковые полки, подчиненные непосредственно командующим войсками армий или командирам корпусов. … Срок обучения в тыловых запасных частях устанавливается: в приемнике-распределителе до 15 дней, в строевых подразделениях до 1,5-2 месяцев и в учебных подразделениях 3 месяца…»

Это теория, но, к сожалению, в дело вмешивается жесткая и жестокая военная практика, которая оказывается вне Уставов и из-за которой мне приходится писать эту статью. Дело в том, что сроки обучения, которые суммарно должны были по Уставу составлять почти полгода, сокращались в действительности до месяца, а кое-где, как это произошло, например, с «чернорубашечниками», которых повстречал на своем военном пути мой дед – всего до недели. Ужасы войны… Но воевать было нужно, и не всегда мы это умели делать, особенно в первые годы.

Уделяла ли Ставка этому вопросу внимание? Собственно вопросу качества обучения новобранцев - очень немного. Среди ее постановлений по качеству обучения прибывающего пополнения – единичные документы. Но все-таки те директивы, на которые ссылается с своей статье Гриневич, как раз об этом. В одной из них за №0430 от 15 октября 1943 г. идет речь о признаваемой порочной (sic!) практике, когда мобилизация прошедших оккупацию людей осуществляется не на уровне армий, как это должно быть по Приказу №089, а на низшем уровне:

«При выполнении этого приказа (№089 – А.С.) допускаются серьезные нарушения установленного законом порядка проведения мобилизации. Мобилизацию производят не только военные советы армий, но и командиры дивизий и частей, не считаясь с фактической потребностью в пополнении. В связи с этим в дополнение к приказу № 089 от 9.2.42 г. Ставка Верховного Главного Командования приказывает:
1. Призыв военнообязанных в освобождаемых от немецкой оккупации районах производить только распоряжением военных советов армий через армейские запасные полки, запретив производить мобилизацию командирам дивизий и полков.
2. Начальнику Главупраформа установить для каждого фронта количество подлежащих призыву по мобилизации в соответствии с утверждаемым мною планом подачи пополнения для каждого фронта.
3. Всех военнообязанных, мобилизованных сверх установленной по плану нормы для каждого фронта, направлять в запасные части по указанию начальника Главупраформа.»

Основной причиной появления этого приказа, судя по дате, стали кровопролитные бои летне-осеннего наступления 1943-го (в том числе и описанное в этой статье наступление на Изюм-Барвенковском направлении). Ставка не только не одобрила появившиеся случаи использования «лиц с освобождаемых территорий» на уровне полков и даже дивизий и армий, но и начала с этим бороться! Поздно? Но наступательные бои, в которых проявилась эта убийственная и жестокая обыденность войны, прошли только сейчас, в конец лета/начало осени 1943-го. До этого применять приказ №089 было де-факто негде – например, на юге мы отступали после Харьковской катастрофы аж до Сталинграда. Какие тут освобожденные территории!

Между прочим, приказ №089 с момента издания снова напоминает о себе как раз после победы под Сталинградом, в предчувствии наступательных боев - в Директиве Ставки ВГК № 46015 командующим войсками Юго-Западного, Южного и Северо-Кавказского Фронтов о создании постоянных резервов от 29 января 1943 года. Приведу его текст как весьма важный для понимания противоречия между сутью Приказа №089 и пока потенциальной практикой его применения:

«Для создания постоянных резервов фронта и наиболее планомерного проведения наступательных боевых действий Ставка Верховного Главнокомандования приказывает:
С февраля месяца с. г. приступить к выводу в резерв фронтов стрелковых дивизий и стр. бригад для доукомплектования и отдыха с последующим вводом их в бой и вывода в резерв на их место других, наиболее ослабленных стр. соединений.
Количество выводимых одновременно стр. дивизий и бригад и сроки их доукомплектования определять решением командующих фронтов, исходя из оперативной обстановки и наличия ресурсов, необходимых для доукомплектования выводимых соединений.
В качестве людского пополнения для доукомплектования выводимых в резерв фронтов стр. соединений использовать пополнение, мобилизуемое в порядке приказа Ставки Верховного Главнокомандования № 089 от 9.02.1942 г.1 в районах, освобождаемых от противника, и маршевое пополнение, направляемое фронтам по плану Главупраформа.
Для контроля за выводом в резерв фронтов стр. дивизий и бригад и помощи со стороны главных управлений в дообеспечении недостающим вооружением и имуществом надлежит ежемесячно представлять в Генеральный штаб план вывода в резерв фронтов стр. дивизий и бригад.»

Необходимое пояснение. Тылы полка – это километр от передовой. Тыл дивизии – несколько километров. Тыл армии – несколько десятков километров. Тыл фронта - около сотни километров. Вот туда, за сотню километров должны были отводить дивизии на доукомлектование, там должны были проходить учебу и входить в состав Действующей Армии «чернорубашечники»

Грешно употреблять слово «соблазн», но именно оно слишком верно описывает ситуацию лета 1943 года. В истекающем кровью полувыбитом полку, когда в километре оказывается пусть недообученный, но резерв, который готовят к отправке в тыловые учебные полки – неизбежно появляется желание заткнуть дыру именно им. Пойди докричись до тылов фронта – за сотню километров от этого жаждущего пополнения разбитого полка. Резервы… Они там - в тылах фронта. Там маршевые полки, которые приходили из далекой Сибири или Урала (в крайнем случае, в тылах армий), и там же «чернорубашечники», если им повезло быть передислоцированными в соответствии с уставами. Если «чернорубашечники» добирались туда из тылов полков и дивизий – то становились там совершенно равноправными с маршевым пополнением, пришедшим из глубины страны. Так должно было быть, так планировалось – и так не случилось в наступлениях 1943-го года. Спланированных сил оказалось недостаточно…

Но Ставка не хотела «затыкания дыр»! Ставка хотела иметь нормальное, обученное пополнение! Жуков мог посылать даже целые армии, а не только батальоны - на верную смерть, но не на бессмысленную смерть. Смерть героев должна была быть основанием побед, а не слепым перемалыванием собственной военной силы. Сплошь и рядом в войне, чья-то «верная смерть» – это необходимая составляющая общей победы. Отвлекающие удары, удары на связывание сил, удары на опережение – все эти чисто военные действия нелогичны для рядового бойца, попавшего на острие «неглавного удара». Такие действия в принципе не могут подкрепляться достаточными резервами, они – как бы «на обочине войны». Полки, которые гибнут на этих отвлекающих направлениях, не знают и не могут знать всего масштаба военных операций, они не знают, что их «почти непродвижение» на один километр – дает возможность кому-то проломить оборону врага и выйти на оперативный простор! Дать победу в итоге всем - и их выбитому полку. Праздник не на их улице, но все эти улочки в одном городке…

Полки, попавшие на фронте в такие обстоятельства, мечтали получить ЛЮБОЕ пополнение. Воевать 20-ю процентами от списочного состава, когда противник давит и жмет – невозможно. Война перемалывала не только людей, она перемалывала логичные и правильные директивы. Пополнение, которое должно было учиться в тылах фронтов – оказывалось на передовой. Страшная логика войны – исполненная каким-то начдивом, а то и комполка…

Сколько их было таких, «чернорубашечников»… Именно из-за того, что процесс ушел из-под контроля армий и фронтов, этого, наверное, никто никогда не узнает. Зато можно узнать, сколько планировалось и сколько было разрешено призвать по прифронтовому механизму, причем повторю: призвать под обучение в тылах фронта! Такие цифры есть в том самом постановлении Ставки, цифры из которого цитирует Гриневич без ссылки на номер постановления - когда говорит о численности пополнения «чернорубашечников». Почему без ссылки и без дословного цитирования – а потому что тогда его кривда станет всем видна! Испарится его утверждение, что мобилизация освобожденных предписывалась только Украинским фронтам. В Приказе Ставки ВГК о мобилизации военнообязанных с территории, освобождаемой от немецкой оккупации, для пополнения войск фронтов за №00141 от 16 ноября 1943 г. перечисление фронтов, которые должны использовать эти резервы список начинается с Прибалтийского Фронта (15 тыс.чел.), потом упоминается Западный – 30 тыс., потом Белорусский – 30 тыс., и только потом Украинские фронты (в таком же количестве мобилизуемых). Для Гриневича это постановление – свидетельство национальной ненависти к украинцам. А на деле такая же «ненависть» у Ставки якобы оказывается ко всем национальностям вдоль всех фронтов. Так было ли это постановление «ненавистью и «местью» украинцам? Ответ очевиден.

Итак, численность пополнения из потенциальных «чернорубашечников», разрешенного Ставкой по этому приказу, составила для каждого из Украинских фронтов около 3-х дивизий. Вы помните, что за время своего участия в Изюм-Барвенковском наступлении 243-я дивизия моего деда полностью «сменила» свой состав (даже более того). А таких дивизий в составе Юго-Западного Фронта было 29 и большинство из попавших в первые эшелоны наступления понесли такие же потери - почти равные списочному составу! ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТЬ и на замену только ТРИ дивизии из призванных тут же украинцев. Остальные пополнения - из тыла… Неукраинского на тот момент тыла. И все они, из украинцев и неукраинцев, пошли на передовую, где в наступательных боях что обученному солдату, что необученному - жизни отпущено на одну-две атаки.

Вот другие бои июля 1943 года севернее Изюма - и процент потерь такой же высокий. «По далеко неполным данным из боевых донесений тех двух дней боев: 431 человек был убит и 1516 человек ранены. И это потери только из двух полков дивизии, так как 29-й полк был в резерве командарма, а наш 3-й батальон в резерве комкора. Только одних офицеров в те двое суток боев мы потеряли 285 человек убитыми и ранеными. Следующий день боев никаких успехов нам не принес. Да и кем было воевать?» (Лебединцев А.З.)

При численности стрелкового полка по сокращенному штату в 1552 чел. за эти два дня из состава наступавших полков выбыла половина личного состава. Действительно – кем воевать?! Если резервы не подходят, то война на этом участке заканчивается нашим безоговорочным поражением. Вот в таких ситуациях и хватались комдивы за любые возможности…

Всё еще хуже. Хорошее наступление – это не только численность бойцов, но еще и огневая поддержка, воздушное сопровождение, эшелонирование наступающих порядков и еще многое другое… Например, на вспомогательных, а тем более отвлекающих направлениях этого не было и быть не могло. Не могла Красная Армия тогда обеспечить требуемый перевес – везде. Зато нужны были отвлекающие удары не меньше, чем сам достигнутый в месте главного наступления перевес. Снова потери и гибель солдат. Бессмысленная? Нет! Безжалостная? Тоже нет. Война…

Еще раз вспомним Гриневича (надеюсь – последний). Он говорит о персональной и выборочной гибели украинцев в тех боях. Вы, надеюсь, уже поняли, что дело было не в национальности. Немецкие пули не выбирали себе цели по языку и месту рождения. Не выбирали и наши комдивы, что бросать под эти пули. Бросали ровно то, что было под рукой.

«Наша 38-я стрелковая дивизия, вступившая в сражение после переформирования (речь всё еще идет о лете 1943 года – А.С.) , почти на сто процентов имела свою пехоту из лиц старших возрастов нерусских национальностей. Так, таджиков было 820 человек, узбеков 726, азербайджанцев 338. После вступления в бои после Днепра их осталось в строю (в основном ездовыми) соответственно 47, 62 и 17 человек. Только в бою на реке Псел мы потеряли убитыми около 600 человек, в основном пехоты. Теперь пополнение начало поступать из местных ресурсов.» (А.Лебединцев).

Погибали эти таджики, азербайджанцы, узбеки и еще двунадесять языков СССР так же героически и также по сути беспамятно, как и те украинцы, что назывались «чернорубашечниками».

Бардак в обеспечении резервами? Еще какой… Но то, что это было персонально для украинцев – очень нечестное заявление. Даже сама недоэкипировка пополнения, сами «черные жупаны» - не есть беда только призываемых людей с ранее оккупированных территорий.

Из Приказа № 026 от 12 января 1943 г «О преступно-бесхозяйственном хранении и содержании имущества и систематическом недообеспечении вещевым имуществом отправляемых на фронты маршевых пополнений в Среднеазиатском военном округе»

«Только за ноябрь и частично за декабрь месяцы 1942 года Среднеазиатским военным округом отправлены необеспеченными:
а) из 32-й зап.стр. бригады (Алма-Ата) эшелон № 43407, у личного состава которого недоставало: 2000 пар валенок, 1000 шт. теплых кальсон и 1500 шт. подшлемников;
б) из 51-го зап.стр. полка — шесть маршевых рот №№ 2042—2047 общей численностью 112 человек — совершенно необеспеченных шинелями, поясными ремнями, валенками, меховыми рукавицами, подшлемниками, с 1 парой теплых портянок, по одному вещевому мешку на 2 человека;
в) пять маршевых рот, отправленных по директиве зам. НКО № 01/01649, — без теплых вещей;
г) из 62-го зап.стр. полка шесть маршевых рот №№ 2071—2076, у которых согласно вещевого аттестата недоставало: шинелей, меховых рукавиц, портянок теплых по 1461, перчаток 194, натбелья 906, теплого белья 463.
Интендант Среднеазиатского военного округа генерал-майор интендантской службы Калачев, зная о категорическом запрещении отправлять на фронт неодетыми маршевые пополнения, не только не принял всех необходимых мер сам к дообеспечению этих пополнений из ресурсов округа, но не нашел необходимым донести об этом главному интенданту Красной Армии с тем, чтобы принять меры к дообеспечению маршевых пополнений в пути следования.
Приказываю:
1. За преступно-бесхозяйственное хранение и содержание имущества, полный развал и запущенность в учете и отчетности, следствием чего явились порча и массовое хищение имущества, быв. начальника склада НКО № 168 интенданта 3 ранга Бекетова И. Е. предать суду военного трибунала»

Вот они – такие же «чернорубашечники», а скорее «ватинохалатники» и «телогреечники» из глухого среднеазиатского тыла. Воровала тыловая сволочь и ворует до сих пор. Кому война – кому мать родна. Но при чем тут целенаправленная политика по уничтожению украинцев, которую пытается притянуть за уши Гриневич?

Такое же воровство и разгильдяйство встречалось и на фронте – сволочь от пули прячется куда надежнее, чем герои. Из приказа № 053 24 января 1943 г. «О недостатках в материально-бытовом обслуживании бойцов на фронте и в запасных частях»

«Проверкой, произведенной Главным политическим управлением Красной Армии, установлено:
…
3. Некоторые политорганы и командиры не заботятся об обмундировании бойцов. В 25-м полку 6-й гвардейской стрелковой дивизии Брянского фронта красноармейцы одного из взводов в январе продолжали ходить в пилотках и рваных шинелях, стояли в них на посту при 25-градусном морозе. В другом взводе этого же полка бойцы нового пополнения по 1,5—2 месяца не получали гимнастерок и носили шинели на нательном белье.»

В том самом Харьковском военном округе, где должны были готовить, экипировать и учить пополнение для дивизии моего деда в некоторых запасных бригадах процветало такое же безобразие.

Приказ № 005 27 января 1944 г. «О результатах проверки состояния 16-й запасной стрелковой бригады Орловского военного округа и 11-й запасной стрелковой бригады Харьковского военного округа»

«Проверкой состояния 16-й запасной стрелковой бригады Орловского военного округа и 11-й запасной стрелковой бригады Харьковского военного округа вскрыты крупные недостатки материально-бытового устройства и боевой подготовки маршевого пополнения.
Военные советы Орловского и Харьковского военных округов имели достаточное время и полную возможность подготовить прием и размещение перебрасываемых в округ запасных частей, однако, в результате нераспорядительности командующих округами и беспечного отношения со стороны начальников окружных управлений, помещения для бригад не были подготовлены, и части бригад на новом месте оказались в тяжелых материально-бытовых условиях. Красноармейцы запасных бригад были размещены скученно и вынуждены были отдыхать на голых нарах, на полу и в коридорах в собственной одежде, не раздеваясь. Не было достаточного количества воды, не организовано мытье в бане и стирка белья. Значительная часть красноармейцев не имела обмундирования и оставалась в собственном грязном обмундировании, что привело к распространению вшивости и различным заболеваниям. Несмотря на то, что недостатка в продуктах не было, запасные части на новых местах расквартирования имели перебои в питании, а в 11-й запасной стрелковой бригаде были перебои даже в выдаче хлеба.
Командование запасных стрелковых бригад и полков со своей стороны также не приняло должных мер к наведению порядка и дисциплины в подчиненных им частях. В частях бригад имели место случаи грубого нарушения воинской дисциплины — пререкания, невыполнение приказаний и случаи дезертирства. Наряду с этим допускалось грубое недопустимое отношение со стороны офицерского и сержантского состава к своим подчиненным, доходящее до избиения красноармейцев.
Все эти серьезные недостатки в состоянии стрелковых бригад явились результатом безответственного отношения к руководству запасными частями со стороны военных советов округов.
Командующий Орловским военным округом генерал-лейтенант Попов, принимая 16-ю запасную стрелковую бригаду, установил все эти недостатки, отметил их в своем приказе, но не принял никаких мер и не потребовал выполнения своего же приказа.
Командующий Харьковским военным округом генерал-полковник Черевиченко, имея донесения о неблагополучном состоянии в частях бригады, не принял своевременно энергичных мер для улучшения состояния бригады.
Члены военных советов округов — Орловского — генерал-майор Фоминых и Харьковского — гвардии генерал-майор Крайнов не проявили должной аботы в деле снабжения и материально-бытового устройства бригад.
Командир 16-й запасной стрелковой бригады полковник Сотников, его заместитель по политчасти полковник Ражев, вместо того, чтобы устроить части бригады на новом месте, занимались пьянством и своей бездеятельностью довели бригаду до крайне неблагополучного состояния.
Интендант Харьковского военного округа полковник Воронцов, начальник продовольственного отдела округа полковник интендантской службы Шевченко, начальник ВОСО округа полковник Тамбовский и бригадный интендант 11-й запасной стрелковой бригады полковник Камионской недобросовестным отношением к служебным обязанностям, преступной бездеятельностью довели 11-ю запасную стрелковую бригаду до тяжелого состояния в обеспечении продовольствием и обмундированием.
Командующие военными округами забыли, что главная их обязанность состоит в подготовке и обучении маршевого пополнения, а члены военных советов округов не проявили заботы в деле снабжения, питания бойцов и создания нормальных условий для боевой подготовки. Приказываю: <Далее перечисление фамилий, должностей и наказаний>»

Видно, что Ставка пыталась навести порядок. Вы понимаете, что суд сталинского военного трибунала для виновных офицеров – это штрафбат. Подсудны были люди, которых отправили искупать вину кровью? Подсудны! Еще и потому подсудны и виновны, что именно из-за таких, как они и всякие прочие разжиревшие в тылу «члены тыловых окружных военсоветов», в это время где-то на передовой выбитый стрелковый полк вместо того, чтобы отвести на переформирование, спешно латали недоученными «чернорубашечниками» и снова бросали в бой.

Состояние боевой учебы, порядка формирования резервов и осмысленности их использования от масштабов фронтов до масштаба полков в разное время Отечественной войны еще ждут большого и досконального исследования. Будут в этом исследовании и более основательно разобраны причины появления «чернорубашечников». Вот только не станет эта горькая правда ни в каком добросовестном исследовании - персональной трагедией отдельной национальности. Это всего лишь одна из многих трагедий Великой Отечественной войны – войны всего, тогда еще единого, советского народа. Хотелось бы закончить на какой-нибудь оптимистичной ноте, но не получается. Страница, написанная кровью «чернорубашечников», не получается оптимистичной. Их не должно было быть! Но они были. Вечная память погибшим героям. Будь проклята война…

Напишу лучше заключение - без эмоций. Сухим, почти бюрократическим языком.

Обеспечение Действующей армии пополнением в периоды наступлений в 1943-44 годах, во время наиболее кровопролитных боев, зачастую проходило дезорганизовано и приводило к появлению в составе Действующей армии недоэкипированных, плохо обученных солдат, призванных из различных районов СССР. Данная практика не была вовремя остановлена, но была замечена Ставкой, после чего командованием были предприняты меры по её ликвидации. Предположение некоторых украинских историков, считающих противоречащее Уставам и постановлениям Ставки использование недообученных призываемых лиц с освобождаемых территорий непосредственно передовыми частями Красной Армии - национально-ориентированной плановой местью советского государства украинцам, не находит фактического подтверждения.

Использованы материалы из живого журнала автора.