Игорь Петров "Неммерсдорф: между правдой и пропагандой"

(Великая оболганная война-2. Нам не за что каяться! Сборник. Авторы: А.Дюков, Д.Макеев, И.Пыхалов, О.Россов, И.Петров, К.Асмолов, Н.Мендкович. Редактор-составитель А.Дюков. М.: Яуза, Эксмо, 2008. - Война и мы)

«Мой взвод фольксштурма получил приказ следовать в Неммерсдорф для расчистки и наведения порядка. Уже перед Неммерсдорфом нам попадались перевернутые телеги и разбросанный багаж беженцев. В самом Неммерсдорфе мы увидели целый обоз, раздавленный танками. То, что от него осталось, лежало на обочине дороги либо в канаве. Багаж был разграблен и растоптан, то есть полностью уничтожен. […] Гражданского населения мы не нашли.
На краю деревни со стороны Зоденена, у домов справа от трактира «Белая кружка», стояла повозка, на которой были распяты четыре нагие женщины. Их руки были прибиты гвоздями. За площадью с памятником неизвестному солдату, рядом с большим трактиром «Красная кружка» есть сарай. На каждой створке ворот было распято по нагой женщине, прибитой гвоздями за руки. В домах мы нашли в общей сложности 72 женщин вместе с детьми и одного старого мужчину 74 лет. Все они были мертвы, почти все убиты самым зверским образом, не считая некоторых, застреленных выстрелами в затылок. Среди мертвых находились грудные дети, чей череп был раздроблен твердым предметом. В одной из комнат мы обнаружили сидящую на диване слепую женщину 84 лет. У ней отсутствовала половина головы, отрубленная, очевидно, топором или лопатой сверху и до шеи.
Мы собрали трупы на деревенском кладбище, где они остались лежать в ожидании иностранной медицинской комиссии, о скором прибытии которой нас известили. Тела пролежали три дня, но комиссия так и не появилась. К этому времени из Инстербурга приехала медсестра, искавшая своих родителей. Она нашла 72-летнюю мать и 74-летнего отца, единственного мужчину среди убитых. Она же сообщила, что все убитые были жителями Неммерсдорфа.
На четвертый день тела похоронили в двух могилах. На следующий день приехала медицинская комиссия, и могилы пришлось раскапывать. Чтобы вытащить трупы, задействовали подмости и ворота от сараев. Комиссия исследовала тела и установила, что все женщины, включая девочек 8—12 лет и 84-летнюю слепую старуху были изнасилованы. После осмотра они были окончательно преданы землей.»

Записанный в 1953 году рассказ бывшего бойца фольксштурма Карла Потрека¹⁾ не является единственным документальным свидетельством того, что случилось в восточнопрусском поселке 21—22 октября 1944 года. Более того, он не является первым или самым аутентичным — Карл Потрек оказался в Неммерсдорфе после многих других очевидцев. Зато этот рассказ держит абсолютное первенство как по описанию зверств советских солдат, так и по количеству жертв. Удивительно, но даже геббельсовский рупор «Фёлькишер Беобахтер» в октябре 1944 года не упоминал большинство жутких подробностей, приведенных Потреком.

Тем не менее рассказ Потрека стал самым цитируемым описанием событий в Неммерсдорфе. Без упоминаний или ссылок на него не обошлась практически ни одна книга, посвященная боям в Восточной Пруссии и судьбе тогдашних беженцев. Приведу лишь два последних примера. Английский историк Энтони Бивор в книге «Падение Берлина» пишет: «Страх людей увеличивался по мере приближения канонады. Женщины Восточной Пруссии, несомненно, слышали о жертвах Неммерсдорфа. Это случилось еще прошлой осенью, когда войска Черняховского сумели захватить на непродолжительное время кусок немецкой территории. В кинотеатрах Германии потом показали страшные кадры хроники, на которых были запечатлены шестьдесят две женщины и молодые девушки, изнасилованные и убитые советскими солдатами»²⁾.

Бивору вторит Макс Гастингс, автор книги «Армагеддон»: «Первое вторжение русских в восточные районы Германии произошло в октябре 1944 г., когда части Красной Армии захватили несколько приграничных деревень. Через пять дней они были выбиты оттуда, и перед глазами гитлеровских солдат предстала неописуемая картина. Едва ли хоть один гражданский избежал смерти от рук русских солдат. Женщин распинали на дверях сараев и перевернутых телегах или, изнасиловав, давили гусеницами танков. Их детей тоже зверски убили. Сорок французских военнопленных, работавших на окрестных хуторах, предполагаемые освободители расстреляли. Та же судьба постигла и признанных немецких коммунистов. Действия красноармейцев не были проявлением бессмысленной жестокости — это был методичный садизм, не уступающий действиям самих нацистов»³⁾.

Скажу сразу: имеющиеся на данный момент материалы практически не позволяют усомниться в том, что убийство гражданских лиц в Неммерсдорфе — дело рук солдат и офицеров Красной Армии. Не в последнюю очередь потому, что они односторонни — ни одного свидетельства очевидца с советской стороны пока не найдено. Во времена СССР тема была надежно табуирована, похоронена под штемпелем «геббельсовская пропаганда», и если в каких-то архивах и содержатся доклады особистов о случившемся в Неммерсдорфе, то историки доступа к ним пока не получили.

А есть ли тогда смысл копаться в десятках противоречивых показаний, уточняя количество жертв и обстоятельства их гибели, спросите вы. Мне кажется, что да. Именно многолетнее замалчивание и отрицание случившегося в Неммерсдорфе с нашей стороны позволило западным историкам фактически канонизировать рассказ Потрека — одну из самых неправдоподобных версий произошедшего.

В середине августа 1944 года войска 3-го Белорусского фронта вышли к границам Восточной Пруссии. Пересекли они их лишь два месяца спустя, в ходе широкомасштабного наступления, спланированного командующим фронтом генералом армии Черняховским. Одной из целей наступления был захват важного стратегического и транспортного пункта — города Гумбиннен с возможным дальнейшим продвижением в сторону Кенигсберга. В то время, как на правом фланге 5-я и впоследствии приданная ей 28-я армии осаждали город Шталлупонен (он был взят 25 октября), на левом 11-я гвардейская армия под командованием генерала Кузьмы Галицкого и приданный ей 2-й гвардейский танковый корпус генерала Бурдейного получили задание выйти к Гумбиннену с юга.

17 октября 25-я танковая бригада корпуса Бурдейного форсировала реку Писса и взяла г. Кассубен⁴⁾.

К 20 октября 25-я танковая бригада при поддержке 11-й гвардейской стрелковой дивизии вышла на рубеж реки Роминте близ поселка Гросвальтерсдорф. Поселок был взят вечером того же дня после упорного боя. Генерал Галицкий приказал: «С рассветом 21 октября продолжать стремительное наступление с ближайшей задачей овладеть Гумбинненом. Одной танковой бригадой обеспечить действия главной группировки армии с запада, для чего выйти на р. Ангерапп, захватить переправы на рубеже Бергенбрюк — Неммерсдорф (7 км) и овладеть плацдармом на западном берегу реки»⁵⁾.

Генерал Бурдейный, однако, решил не дожидаться рассвета и, используя эффект внезапности, продолжать прорыв, несмотря на тяжелые бои и усталость личного состава. Танки устремились на запад и за ночь с 20-го на 21-е преодолели 12 км, примерно столько же, сколько за три предыдущих дня, с 17.10. по 20.10, или за два предыдущих месяца, с 17.08 по 17.10. Около четырех часов утра танкисты с боем взяли деревню Форстек, лежащую в 3 километрах к востоку от Неммерсдорфа. Не ожидавший такого развития событий противник был ошеломлен.

Сведения об утреннем бое за Неммерсдорф достаточно противоречивы. Командир 25-й танковой бригады полковник Булыгин сообщил в своем рапорте, что в этом бою его солдаты уничтожили десять 75-мм пушек, четыре САУ и вывели из строя 150 солдат и офицеров, причем 35 взяли в плен⁶⁾. Прорыв бригады лишь ненадолго задержали противотанковые рвы, однако приданные бригаде саперы довольно быстро устранили препятствия.

Я нашел рассказ о том же бое младшего сержанта Сабира Ахтямова:

«В октябре 1944 года мы дошли до населенного пункта Неммерсдорф. Нашему 2-му батальону был дан приказ с ходу совместно с танками взять этот пункт и до специального приказа удерживать занятую позицию. Сильная огневая точка врага остановила наше наступление. С младшим сержантом Луковкиным (моим вторым номером) получили задание уничтожить эту огневую точку. Под ураганным огнем противника ползком приблизились к объекту на 50—70 метров и поняли, что одними гранатами выполнить задачу нам не удастся. Невозможно было скрытно приблизиться к врагу. Мой взгляд остановился на предмете у края огневой точки, похожем на топливный бак. Несколькими выстрелами его удалось поджечь. Огонь проник во врытый в землю «фердинанд» (самоходно-артиллерийскую установку). Начали рваться снаряды. Наши бойцы с криком «ура-а-а!» бросились на вражеские позиции. Ночью этот населенный пункт перешел в наши руки»⁷⁾.

Весьма странен случай, описанный солдатом парашютно-моторизованной дивизии «Герман Геринг» Йоханном Вальцем. По его словам, он и два его товарища попросту заснули в окопах на правом берегу Ангераппа: «Мы пришли в себя, лишь увидев бегущих мимо русских. Нам ничего не оставалось, как снять каски и с криками «Ура» ворваться в Неммерсдорф вместе с русскими. Когда мы выбежали из поселка, мы были просто счастливы!»⁸⁾

О том, что под утро шум боя был слышен в непосредственной близости от Неммерсдорфа на восточном берегу р. Ангерапп, рассказывают и жители поселка. Один из них, Отто Кевершин, уточняет: «Взвод одного из моих соседей занял позицию у реки. Он рассказал мне, что они получили приказ взорвать орудия и мост при приближении врага»⁹⁾. Ева-Мария Вольфф добавляет, что ее обоз, пересекавший Ангерапп ночью, был встречен словами: «Куда вы?! Мы хотим взрывать»¹⁰⁾.

Тем удивительнее тот факт, что мост не был взорван. Полковник Булыгин доложил командованию 21 октября, что железобетонный мост через реку Ангерапп длиной 45 м взят совершенно исправным. Вслед за ним около шести часов утра 21 октября был взят Неммерсдорф, «укрепленный пункт, с двумя линиями окопов, противотанковым рвом, ограждением из колючей проволоки и оборудованными дотами»¹¹⁾.

Однако наступление на правом фланге 11-й гвардейской армии на Гумбиннен, равно как и на левом на Ангерапп шло далеко не столь успешно. Советские войска были остановлены в 4—5 км от Гумбиннена. В ходе упорных кровопролитных боев 21 октября населенные пункты Гертенау, Гусаренберг, Вилькен многократно переходили из рук в руки. Похожая обстановка сложилась на юге, в результате чего генерал Галицкий заметил: «Войска 11-й гвардейской армии продвинулись на 12—15 км. К исходу 21 октября фронт наступления армии достиг почти 75 км. Его конфигурация, образно выражаясь, имела дугообразную форму. Между соединениями образовались опасные разрывы, достигавшие кое-где 5—6 км»¹²⁾.

Иными словами, стремительно прорвавшейся в тыл противника и захватившей плацдарм на левом берегу Ангераппа 25-й танковой бригаде грозила опасность быть отрезанной от основной группы войск и оказаться в котле.

Неммерсдорф, поселок, в котором тогда проживало чуть более 600 человек, расположен на левом берегу реки Ангерапп, которая в этом месте делает Z-образный изгиб. Правый берег выше левого, таким образом холм Гальгенберг, расположенный в нижнем уступе Z, возвышается над поселком. Мост, ведущий в поселок, имел важное стратегическое значение, так как на добрый десяток километров был единственным способом перебраться через Ангерапп. Поэтому именно через него весь день 20 октября и ночью на 21-е шли обозы беженцев из восточных районов Восточной Пруссии вперемешку с частями отступающего вермахта.

При съезде с моста (см. схему капитана Метлова) дорога сворачивала налево и вскоре приводила на центральную площадь Неммерсдорфа, на которой располагались церковь и оба трактира — «Красная кружка» и «Белая кружка». Оттуда в северную сторону шло шоссе на Гумбиннен, а в южную сторону на Ангерапп. От последнего уже за пределами поселка ответвлялась грунтовая дорога на запад, на Зоденен. Примерно там же, слева от дороги, находился так называемый «канал» — овраг, в одном из склонов которого было устроено бомбоубежище.

Население Неммерсдорфа, как и других населенных пунктов Восточной Пруссии, было смешанным, с литовскими и польскими корнями, об этом говорят фамилии многих жителей: Камински, Ашмонайт, Мешулат. У владельцев поместий в услужении находились польские батраки, а у некоторых и военнопленные. В поселке были мясная лавка, пекарня, врачебная и стоматологическая практики, за порядком следило три полицейских.

Правила эвакуации были весьма строгими. В удаленных от фронта населенных пунктах (а еще днем 20 октября Неммерсдорф отделяло от фронта более 15 километров) она была попросту запрещена самим гауляйтером Восточной Пруссии Эриком Кохом. Самодеятельная эвакуация, равно как и подготовка к ней, приравнивались к распространению пораженческих настроений; наказание могло быть самым жестким. Из воспоминаний Фрица Феллера, владельца поместья близ Неммерсдорфа, возглавлявшего совет местных землевладельцев: «20 октября я поехал на своей машине в Гросвальтерсдорф. Не доезжая трех километров до поселка, я увидел прячущихся за деревьями бойцов фольксштурма. Как я узнал, им раздали по пять патронов на брата. Навстречу мне попался мотоциклист, крикнувший, что в 500 метрах за ним русские танки. Вскоре я увидел танки собственными глазами, развернулся и на полной скорости помчался к начальнику окружного управления в Гумбиннен. Я объяснил ему ситуацию и потребовал немедленно начать эвакуацию округа Гумбиннен. Я получил устное разрешение отдать соотв. распоряжения. Телефонные линии были повреждены недавней бомбардировкой… Я послал все имевшиеся в наличии машины к отдельным поместьям с приказом начать эвакуацию в шесть часов утра 21 октября…»¹³⁾

Мария Эшманн, всего неделю назад приехавшая в Неммерсдорф к своим свекру и свекрови из Рейнской области, встретила вечером 20 октября полицейского Краниха. Похожий на медведя Краних плакал: «Нас обманули. Русские всего в девяти километрах от нас». Узнав об этом, Эшманны позвонили бургомистру Гримму, но разрешения на эвакуацию у того еще не было. «Если русские будут наседать, уходим завтра в десять утра», — сказал Гримм¹⁴⁾.

Следует отметить, что оба из властей предержащих не последовали собственным указаниям. Обоз Фрица Феллера отправился вместо шести утра в четыре. Обоз Йоханнеса Гримма вместо десяти в семь. Первому удалось спастись, второму — нет.

Фриц Феллер: «Поток подвод и пеших беженцев, стремящихся на запад, не прекращался всю ночь»¹⁵⁾.

Мария Эшманн: «Около трех ночи я услышала крики беженцев снаружи. От шума я проснулась и посмотрела в окно. Три или четыре телеги ехали в ряд, между ними шли немецкие солдаты»¹⁶⁾.

Эрна Йост: «Мы ушли около 11 ночи. Не успели мы выйти со двора, как в доме уже расположились немецкие солдаты. Они начали спрашивать: «Можем мы взять это? А то?» Им нужны были продукты и радиоприемник. «Да подождите же, пока я уйду», — сказала я им в сердцах»¹⁷⁾.

До моста через Ангерапп успели добраться не все обозы. Марианна Штумпенхорст: «На Гальгенберге, прямо перед мостом, движение полностью встало… Некоторые бросали все свои вещи на подводах и шли дальше к Неммерсдорфу пешком»¹⁸⁾.

Объяснение этому находится в воспоминаниях Урсулы Шмалонг из Эггенхофа (поселка на полпути между Гумбинненом и Неммерсдорфом): «Около одиннадцати часов ночи канонада усилилась, стали слышны ружейные выстрелы. Небо было красным от пожаров. Скрипели гусеницы танков, взрывались гранаты. Пришло распоряжение покинуть наши жилища. Наши мужчины были в армии или в фольксштурме. Из мужчин на нашем дворе были лишь поляки и русские, которые были готовы бежать вместе с нами. Они запрягли лошадей, но в ночной темноте заметили, что у многих телег не хватает колес: их забрали стоявшие у нас постоем солдаты, чтобы заменить свои сломанные колеса. Телеги были спешно отремонтированы, мы побросали на них пожитки и в полночь присоединились к колонне, шедшей в направлении Неммерсдорфа. Мы продвигались вперед очень медленно. В два часа ночи мы были около усадьбы Тайххоф, неподалеку от моста через Ангерапп. Тут колонна окончательно встала. Канонада позади усиливалась. Так как мы долго не могли двинуться с места, возницы пошли пешком к мосту, чтобы посмотреть, что там происходит. Мост был занят полевой жандармерией, и нам объяснили, что с запада идут немецкие танки, и мост откроют лишь после того, как они его пересекут. К пяти утра мост так и не открыли. Гранаты взрывались уже совсем рядом с нами, свистели пули. Мы прорвались к мосту: он оказался свободен. Благодаря туману мы невредимыми успели пересечь мост, несмотря на артобстрел, и затем повернули на Зоденен»¹⁹⁾.

Многим удалось покинуть поселок в последнюю минуту: родителей и сестру Отто Венгера подобрала немецкая армейская машина²⁰⁾; отца и мать Элизабет Дайхманн солдаты подсадили на телегу, сама она уехала на велосипеде²¹⁾; Мария Эшманн, уже слышавшая крики «ура» русских солдат, в последний момент успела запрыгнуть в автомобиль местного счетовода²²⁾.

Из шестисот с лишним жителей утром 21 октября в Неммерсдорфе остались считаные единицы: в основном бедняки и старики, не имевшие собственных машин и лошадей. Они собрали свои пожитки и выставили их вдоль дороги, надеясь, что за ними пришлют эвакуационный транспорт. Но властям было уже не до них.

Взяв с ходу Неммерсдорф, соединения 25-й танковой бригады закрепились на левом берегу Ангераппа и приготовились к обороне. Однако противник еще не успел разобраться в ситуации и лишь начинал стягивать силы для контрудара. С севера и запада его должны были осуществлять части парашютно-моторизованной дивизии «Герман Геринг», с юга 413-й мотопехотный полк, усиленный фольксштурмом и находившимися неподалеку на излечении солдатами и офицерами.

Сведений об обозах, оставшихся на правом берегу Ангераппа, сохранилось немного. Достоверно известно о судьбе колонн из Викмюнде (4 км юго-восточнее Неммерсдорфа) и Вайденгрюнда (20 км восточнее Неммерсдорфа). Первая была нагнана советскими танками в полшестого утра на холме Гальгенберг и после обыска (искали оружие, боеприпасы и средства связи) отослана домой. Обоз отправился по правому берегу Ангераппа на юг и покинул зону боевых действий²³⁾.

Обоз из Вайденгрюнда при приближении к мосту около семи утра был обстрелян и объявлен взятым в плен. После обыска обоз «вместе с многими другими беженцами» покинул Неммерсдорф. Это случилось около трех часов дня²⁴⁾.

Пятью утра датирует свою встречу с русскими солдатами 24-летняя Марианна Штумпенхорст из усадьбы Тайххоф (2 км северо-восточнее Неммерсдорфа): «К нашему ужасу, из тумана, нависшего над берегом Ангераппа, появились первые русские. Сперва показалось, что они чего-то ждут, но не успели мы и глазом моргнуть, как они оказались рядом с нами. Они забрали у нас часы и украшения. Неожиданно из тумана вынырнули русские танки вместе с первыми немецкими пленными. О продолжении пути нечего было и думать — управлявшие нашим обозом поляки немедленно переметнулись к русским. Мы с моей матерью сначала не знали, что нам делать. После полудня мы пошли пешком домой. Но в нашей усадьбе уже разместились русские комиссары, и чувство самосохранения подсказало нам, что туда идти не стоит. Прямо за нашим садом на дороге на Туттельн стояли русские и протыкали штыками брошенные телеги беженцев. Несмотря на страх, мы отважились подойти ближе и осмотреться. Нашему взору предстали страшные картины. С обеих сторон моста на склонах лежали изнасилованные женщины, убитые или залитые кровью и дергающиеся в предсмертных судорогах. Нас снова обыскали — искали украшения и ценные вещи, — и нам пришлось быстро уйти, иначе нас грозили повесить. В соседней деревне, Туттельне, мы встретили двух женщин и старика, которые предложили нам пока остаться у них. Русских в Туттельне еще не было, поэтому мы успели спрятать оружие, оставшееся от отступавших немецких солдат»²⁵⁾.

Марианне Штумпенхорст рассказали, что и обоз из Туттельна был остановлен советскими танками. Сделав предупредительные выстрелы, солдаты приблизились к обозу и обыскали людей и их багаж. По рассказам очевидцев, солдаты спрашивали: «Du Hitler?» («Ты Гитлер?») — и тех, кто отвечал «Нет», отпускали с приказом следовать домой²⁶⁾.

Трупы по обе стороны моста через Ангерапп упоминаются и другими свидетелями и будут фигурировать позже в официальных отчетах. А вот установить факт изнасилования с расстояния в несколько сотен метров вряд ли возможно.

Марго Гримм, супруга 37-летнего бургомистра Неммерсдорфа, капитана в отставке Йоханнеса Гримма, сообщила следующее: «Около семи утра я вместе с мужем, сыном, дочерью, матерью, свекровью, десятью польскими работниками, шестью их женами и их детьми на нагруженных телегах покинула нашу усадьбу под Неммерсдорфом. Неожиданно мы наткнулись на русских солдат, которых не увидели из-за тумана. Они направили на нас оружие и принудили слезть стелет. Но ехавшая первой крытая повозка, в которой находились моя мать, свекровь и дети, успела скрыться в тумане, несмотря на то что солдаты стреляли ей вслед. Русские принялись ругаться… После того как они отобрали у всех мужчин часы, они окружили моего мужа, отвели его на несколько шагов в сторону и, прежде чем я успела что-то сообразить, застрелили выстрелом в висок. Некоторых поляков родом из Варшавы они тоже сперва хотели застрелить, но потом передумали. После этого они принялись обыскивать обоз и нашу усадьбу, уничтожая все, что только можно. В это время польские женщины надели на меня одежду победнее и повязали платок. Они назвали мне польское имя и польский город. Я не должна была говорить по-немецки ни слова… К счастью, я немного знала польский. Вдобавок они поставили меня в задний ряд. Русские охраняли нас, чтобы мы не смогли сбежать. Потом нас отвели в домик для прислуги. Вскоре к нам зашли русские и стали спрашивать, не немцы ли мы. Поляки отвечали «нет», хотя русские грозили им смертью, если выяснится, что они укрывают немцев. Один русский долго смотрел на меня, не говоря ни слова, но тут его отвлекли, и они все отправились в сторону Неммерсдорфа»²⁷⁾.

В самом Неммерсдорфе по пути к своему дому на советских солдат натолкнулся маляр Йоханнес Шеве. Они его о чем-то спросили. Он, естественно, не понял вопроса и на всякий случай указал в сторону центральной площади. Дома он взял вареные яйца, оставленные ему ранее уехавшей женой, сел на велосипед и поехал в Зоденен. На повороте на Зоденен стояли русский офицер и караульный солдат. «Мне пришлось подойти к ним. Офицер спросил на хорошем немецком, много ли здесь немецких солдат. Я ответил, что не видел ни одного, а сам гражданский. Тогда он сказал, что я могу идти — я уселся на велосипед и был таков»²⁸⁾.

Поселковой медсестре, Маргарет Фроммхольц, повезло меньше. С ее слов, ее били ногами, а потом выстрелили, после чего она потеряла сознание. После взятия поселка утром 23 октября немецкие солдаты нашли ее в канаве. За мужественное поведение Маргарет Фроммхольц была в декабре 1944 года представлена к награде²⁹⁾. Фриц Феллер: «В медсестру стреляли, и она упала в канаву. Ее муж случайно оказался среди немецких солдат, отбивавших Неммерсдорф. Он сам нашел ее и смог спасти»³⁰⁾.

Герда Мешулат вместе с несколькими другими оставшимися в поселке жителями с самого утра отправились в бомбоубежище: «Мы просидели там уже несколько часов, когда снаружи вдруг стало тихо. Мой 70-летний отец сказал, что сходит домой, покормит скот и принесет нам всем горячего кофе. Его не было очень долго. Вернувшись, он рассказал, что в деревне полно русских. Его остановили, обыскали на предмет оружия и спросили, куда он идет. Он объяснил, так как еще с Первой мировой немного говорил по-русски, и ему беспрепятственно позволили дойти до дому. После этого господин Камински тоже решил сходить домой и принести одеяло. Но он очень быстро вернулся назад, рассказав, что русские роются в стоящем на обочине дороги багаже. Дальше его не пустили. На улице царил полный бедлам»³¹⁾.

Рассказ Шарлотты Мюллер был опубликован 28 октября 1944 года в «Фёлькишер Беобахтер»: «Б субботу, 21 октября, было очень туманно. Мы покинули дом, потому что слышали, что большевики приближаются. Не успели мы отойти и на сто метров, как нас окружили русские, стреляя и крича «Stoi». Они сорвали с моего отца часы, отобрали у него складной ножик и трубку. Нас заперли в нашей гостиной. Когда мы вышли во двор, они снова начали стрелять. Мою мать легко ранило в плечо. Через четверть часа другие большевики привели нашего соседа Карла Шютца, 76-летнего старика. Он был ранен в руку и истекал кровью. Затем они снова забрали Шютца и заперли нас в гостиной. Советские уже успели к этому времени перерыть все шкафы, разбить лампы и окна. Они сели за стол и приказали подать им мяса. Потом снова и снова требовали шнапса. Пока мы сидели в гостиной, они обыскали наши комнаты и забрали себе все, что им могло пригодиться³²⁾.

Последнее свидетельство, рассказ старшего лейтенанта Фрица Ляймбаха, впервые опубликованное в 1949 году, больше похоже на легенду. «Когда шум сражения приблизился к Неммерсдорфу вплотную, жена местного жандарма схватила обоих своих детей и побежала прочь из поселка. Вскоре после этого ее обогнал немецкий танк, но не остановился, а помчался дальше. То ли экипаж не услышал ее криков о помощи, то ли не хотел их услышать — неизвестно. Спасая честь экипажа, можно предположить, что лязг гусениц и шум мотора заглушал крики. Женщина с детьми побежала дальше, но тут ее обогнал бронетранспортер, который она тоже встретила криками о помощи. Бронетранспортер остановился и подобрал ее. Когда женщина отдышалась, она с ужасом поняла, что сидит среди русских. Командир, молодой офицер, сказал на хорошем немецком, что ей не нужно волноваться. Он показал на своей карте перекресток, на котором он может ее вы садить. Исполнив обещание, он указал, в какую сторону ей надо идти, чтобы добраться до своих. На прощание он сказал: «Вам повезло, что вы встретили меня. Не вздумайте решить, что так ведут себя все русские, а то вам несдобровать. Я скорее исключение». Об этом случае женщина рассказала первому же немецкому соединению, встреченному ею»³³⁾.

Итак, большая часть немецких мирных жителей, столкнувшихся с советскими солдатами утром 21 октября, после обысков и допросов была отпущена восвояси. Ни о каком «планомерном уничтожении» речь не шла.

Во второй половине дня 21.10 немецкая авиация начала бомбить Неммерсдорф.

Йоханнес Шеве находился в это время в Зоденене, в 10 км западнее: «Вечером, сидя на вокзале, мы видели, как наши летчики бомбят Неммерсдорф. Вспышки бомб освещали вечернее небо»³⁴⁾.

Герда Мешулат, ее отец, пожилая семейная пара Камински, их сноха, четверо внуков и еще одна семейная пара (всего 11 человек) продолжали прятаться в бомбоубежище: «Вскоре после полудня в наш бункер спустились красноармейцы. До этого они укрывались в березовой роще неподалеку, но, когда в воздухе появились немецкие самолеты, перешли в убежище. Сначала они рылись в наших вещах, а потом просто сидели рядом с нами. Один симпатичный русский — показалось, что он командовал остальными, — даже играл с маленькими детьми. Прошло очень много времени — уже наступил вечер, — когда появился офицер поглавнее. Сначала он очень ожесточенно спорил с солдатами в бункере, а потом приказал нам выйти наружу. Мой отец, немного понимавший по-русски, попытался объяснить, что мы, гражданские, ничего плохого не сделаем и нас нужно отпустить. Но нас со словами «Pascholl!» вытолкали из бункера. Мой отец сказал, что, наверно, нас отправят по домам. Но, оказавшись снаружи, мы увидели, что с обеих сторон от выхода стоят солдаты с оружием на изготовку. Я споткнулась и упала, так как я с седьмого года жизни была хрома на одну ногу. Меня подхватили и рванули вверх, и я от волнения на короткое время потеряла сознание. Когда я пришла в себя, я услышала крики детей и выстрелы. После этого все затихло»³⁵⁾. Герда Мешулат осталась в живых, несмотря на ранение в голову. «В следующую ночь — я лежала на камнях перед входом в бункер — началась перестрелка. Над оврагом свистели пули, ночное небо вдруг стало красным. Казалось, что один из близлежащих домов горит. Мимо бежали солдаты — не знаю, русские или немцы. Утром я услышала немецкие голоса и вскарабкалась по склону. Два солдата вышли из дома по соседству и крикнули, чтобы я шла к ним. Но я не могла идти, так как потеряла свой костыль. Тогда они подошли ко мне… На бронетранспортере меня доставили в Адамсхаузен (4 км северо-западнее Неммерсдорфа), который тоже находился под обстрелом»³⁶⁾.

О причинах, побудивших советского офицера приказать расстрелять прятавшихся в бункере, можно только гадать. В рапорте полковника Булыгина от 21 октября говорится, что его соединение очистило Неммерсдорф от пехоты противника и местных жителей³⁷⁾. И хотя слово «очистка» на военном жаргоне вовсе не подразумевает обязательную физическую ликвидацию, более того, требование освободить полосу боевых действий от местного населения является вполне ординарным и не раз встречается во фронтовых приказах, похоже, в этом случае его следует трактовать буквально.

Герду Мешулат вывезли из Неммерсдорфа утром 22 октября, медсестра Маргарет Фроммхольц лежала без сознания, поэтому никаких свидетельств гражданских лиц о том, что происходило в Неммерсдорфе 22 октября, не существует.

Жена убитого бургомистра Марго Гримм весь день пряталась в своей усадьбе за полуразрушенной стеной дома для прислуги. Там ее нашли на следующий день немецкие солдаты³⁸⁾.

В доме в Туттельне, в котором укрывалась Марианна Штумпенхорст, русские появились утром 22-го. В течение дня дом неоднократно обыскивали советские патрули. Один из офицеров вызвал всю семью на допрос и спросил, почему их не эвакуировали. Затем он заверил, что Красная Армия немцам ничего плохого не сделает. После обеда артиллерийский обстрел усилился. Красноармейцы укрылись в подвале и взяли с собой немцев, сказав, что те не должны пострадать. Вскоре Марианну вызвали из подвала наверх, высокий советский чин хотел знать, где находятся местные крестьяне и есть ли тут маленькие дети³⁹⁾.

«Со мной обращались вежливо, но мне пришлось ответить на множество вопросов, прежде всего, кто хозяин этой усадьбы. Я выдала себя за беженку, плохо знающую местность, но я сомневаюсь, что русские мне поверили. Они показали мне фотографии, на которых были изображены солдаты вермахта, и продовольственные карточки и попросили дать объяснения. Они очень интересовались моим образованием: посещала ли я университет и говорю ли на иностранных языках. У меня сложилось впечатление, что они хотели забрать меня в Россию в качестве переводчицы»⁴⁰⁾.

Потом офицер сказал, что Гитлер, Геринг и Геббельс уже мертвы, а русская армия через три дня возьмет Берлин⁴¹⁾. «После этого длительного допроса меня снова отвели в подвал, где мы провели всю ночь. Утром один русский приказал мне выйти наружу и затащил в соседний дом, поврежденный снарядами. Я страшно испугалась, так как догадывалась, что меня ожидает. Я пыталась говорить с ним и сама не знаю, в чем причина того, что судьба избавила меня от самого ужасного»⁴²⁾.

Во дворе дома Шарлотты Мюллер в тот же день остановились два грузовика с советскими солдатами. Они потребовали еду и получили двух гусей. Ее удивило, что солдаты даже дружески пожали ей руку⁴³⁾. Потом приехал еще один грузовик. Продолжение истории было напечатано в «Фёлькишер Беобахтер»: «Через одного польского работника советские объяснили, что я должна пойти с ними, они хотят задать мне пару вопросов. Меня увезли к дому Шютца. Старик лежал в коридоре. Большевики его застрелили. Один из русских, вероятно, офицер, что-то хотел от меня. Я ничего не поняла. Он схватился за пистолет. Потом он распахнул шинель и знаками показал, чего он хочет. Кроме меня и него, в комнате никого не было. Он изнасиловал меня. Потом он ушел, и в комнату зашел второй офицер, приехавший с нами. Он проделал то же самое. Потом оба уехали»⁴⁴⁾.

Около 16 часов вечера 22 октября полковник Булыгин доложил генералу Бурдейному о событиях минувшего дня. Ночью противник предпринял пять попыток атаковать Неммерсдорф, большей частью с западного направления. Все атаки были успешно отбиты. В шесть утра противник начал масштабное наступление при поддержке танков и артиллерии. И эта атака не дала никаких результатов. В 8.30 20 танков, сопровождаемых артиллерийским огнем, попытались прорваться сквозь советские оборонительные позиции, в то время как немецкая пехота предприняла фланговый обходной маневр. Танковая атака была отражена. Маленькие группы пехотинцев просочились на южную и северную окраины Неммерсдорфа⁴⁵⁾. (Напомню, бомбоубежище находилось на юге поселка, фактически за его пределами. Если верить рассказу Герды Мешулат, то ее должны были обнаружить именно эти солдаты.)

О том же эпизоде рассказывает солдат дивизии «Герман Геринг» Харри Тюрк: «Мы атаковали Неммерсдорф с запада и северо-запада и в течение дня вышли к реке к северу от поселка… Потом мы понемногу стали пробиваться на юг и взяли первые дома — это были маленькие дома, не усадьбы. День уже клонился к вечеру»⁴⁶⁾.

Из воспоминаний Сабира Ахтямова: «На рассвете многочисленные танки и пехота противника перешли в контратаку. Когда до танков оставалось 150—200 метров, мы открыли огонь. Удалось подбить танк на левом фланге. Вывели из строя гусеницу второго танка, еще несколько выстрелов — и машина загорелась. Третий танк подошел вплотную к нашему брустверу, мы зашли к нему в тыл и расстреляли в упор»⁴⁷⁾.

За этот бой младший сержант Ахтямов получил звание Героя Советского Союза.

Булыгин далее докладывает о третьей попытке прорыва, предпринятой немцами около 10.40, и о том, что позиции советских войск подвергались атакам с воздуха, в которых участвовало 15—20 самолетов противника. Потери за день составили: 1 подбитый танк, 11 погибших, 36 раненых. Потери врага: 2 сожженных танка, 9 подбитых, убито около 70 солдат и офицеров⁴⁸⁾.

В фильме М.Ф. Фогта «Неммерсдорф 1944», смонтированном в 2002 году, о бое 22 октября вспоминает унтер-офицер 16-го авиадесантного полка Густав Кречмер. Он рассказывает о том, что его подразделение попало под жуткий огонь русской пехоты и танков, в результате чего в считаные часы из 107 человек в живых осталось только 22. Вестовой с оторванной рукой прохрипел, что Кречмер, как старший по званию, должен принять командование, и тут же умер. В последующий час русские снайперы, засевшие в поселковой церкви, вывели из строя еще пятерых⁴⁹⁾. Этот рассказ, в котором одно подразделение якобы потеряло за несколько часов больше людей, чем (если судить по цифрам, приведенным Булыгиным) весь противник за целый день, показывает, что к «поздним свидетельствам» надо относиться с известной осторожностью. Вполне возможны неточности, как количественные, так и географические. В конце концов, в то же время на подступах к Гумбиннену и Гросвальтерсдорфу шли не менее ожесточенные бои. И там тоже использование церквей в качестве НП⁵⁰⁾ или снайперской позиции не являлось редкостью.

Ситуацию, сложившуюся на фронте к вечеру 22 октября, советские военачальники оценивали по-разному. Если генерал Галицкий продолжал верить, что Гумбиннен вот-вот падет и на основании перехваченного донесения командира немецкого 26-го армейского корпуса, в котором говорилось, что «части корпуса измотаны и дальше держаться не в состоянии, у корпуса больше нет никаких резервов. Даже из обозов нечего больше взять для создания резервов. В каждой дивизии корпуса уже расстреляно по шесть солдат. Люди стали ко всему апатичны»⁵¹⁾, полагал, что ситуация благоприятствует развитию наступления, генерал Бурдейный считал, что велика опасность оказаться в окружении, особенно после того, как днем немецкие войска осадили Гросвальтерсдорф и горловина котла на р. Роминте стала угрожающе узкой. В итоге командующий фронтом генерал Черняховский принял решение отвести войска на 15—18 км на восток и перейти к обороне, удерживая правый берег р. Роминте. Ночью с 22 на 23 октября частям было отдано соответствующее распоряжение, и к утру 24 октября отход был закончен с незначительными, согласно рапорту Бурдейного, потерями⁵²⁾)). Версии того, как советские войска оставляли Неммерсдорф, несколько разнятся. Уже упоминавшийся Кречмер говорит, что поселок взяли без боя. Русские сами ушли ночью⁵³⁾. Харри Тюрк подтверждает это: «Когда мы вошли 23-го в деревню, русские уже были на том берегу Ангераппа. Мы их видели на холме»⁵⁴⁾.

Другой герой фильма Фогта вспоминает, напротив, что бой был. Некоторые очевидцы говорят о взятых пленных. О бое за поселок рассказывает и выдержанный в бравурно-героическом стиле отчет, сделанный по горячим следам унтер-офицером Хайнрихом Папендиком: «Солдаты выполнили поставленный приказ, и противник был по узкой дороге вытеснен на восток. Подготовленный к взрыву мост через Ангерапп удалось спасти благодаря храбрости одного из солдат», которому удалось «разрядить 33 мины и таким образом уничтожить последнее препятствие для дальнейшего наступления. Перешел в атаку левый фланг пехоты… Противник бежал на восток бесформенными группками. По обочинам дороги дымились подбитые русские танки…»⁵⁵⁾

Косвенно подтверждает версию Папендика рапорт начальника политотдела 25-й танковой бригады подполковника Слепова, составленный 25 октября: «Вследствие отсутствия контроля со стороны замполита второго танкового батальона при отступлении из Неммерсдорфа были выведены не все танки и не был взорван мост»⁵⁶⁾.

Один из свидетелей, оказавшихся в Неммерсдорфе 23 октября, Иоахим Райш утверждает, однако: «Мост через Ангерапп был взорван, и между частями моста в воздухе висел советский танк»⁵⁷⁾.

Райш не ошибается. Мост был если не взорван, то как минимум сильно поврежден. Танк, оставшийся на нем (значит, все-таки бой при отступлении был?), можно видеть на фотографии.

Старший мастер «Организации Тодт» Эрнст Ендрейцик вспоминал в 1963 году: «После того, как советские танки в октябре 1944 года прорвались до Неммерсдорфа, в ходе чего сильно пострадал мост через Ангерапп, я со своим подразделением прибыл туда, чтобы произвести ремонт моста…. я обнаружил, что противник оставил за Неммерсдорфом несколько своих танков. Я однако не смог установить, были ли они подбиты нашими солдатами или поврежденный мост помешал их отводу. Один из этих танков с заряженной пушкой остался висеть на поврежденной части моста»⁵⁸⁾.

В своем рапорте подполковник Слепов также упоминает, что в третьем танковом батальоне у офицеров были замечены случаи злоупотребления алкоголем и это отрицательно сказалось на ходе выполнения подразделением боевой задачи, а также сообщает, что случаев аморального поведения и чрезвычайных происшествий не зафиксировано⁵⁹⁾.

Существует более 20 свидетельских показаний немецких солдат и офицеров (среди них было целых четыре будущих автора книг: Харри Тюрк стал впоследствии известным в ГДР писателем, Бернхард Фиш написал ряд исторических исследований, Гюнтер Кошоррек и Герхарт Ширмер оставили после себя мемуары) о том, что они увидели утром 23 октября в Неммерсдорфе. К этому можно добавить около десятка рассказов (большей частью собранных Б. Фишем) местных жителей, вернувшихся в поселок ближе к концу октября. Все свидетели едины в одном: в Неммерсдорфе произошло убийство гражданских лиц. По части же подробностей и деталей их показания расходятся, а зачастую и противоречат друг другу.

Попробуем для примера найти ответ на несколько сравнительно простых вопросов:

1) Сильно ли пострадал поселок в ходе полуторадневных боев?

Харри Тюрк, солдат: «Большая часть домов была мало повреждена, что нас удивило, так как наша артиллерия стреляла по ним, но, видимо, неточно. Сильных разрушений не было»⁶⁰⁾.
Мария Эшманн, местная жительница: «Поселок был разрушен снарядами…»⁶¹⁾
Пауль Мешулат, местный житель: «Дом плотника и дом госпожи фон Альмен были повреждены. Церковь и дом маляра Шеве уцелели… »⁶²⁾
Йоханнес Шеве, местный житель: «Прямо за моим домом была воронка от бомбы 20 м шириной и 10 м глубиной, взрыв все перевернул вверх дном. Три соседних дома сгорели… »⁶³⁾
Элизабет Дайхманн, местная жительница: «Многие дома были повреждены, церковь была повреждена, школа, и дом булочника, и дом мельника, и еще некоторые. .. Наш дом был прострелен танком… Как и некоторые другие. Сгоревших домов я не видела…»⁶⁴⁾
«Фёлькишер Беобахтер», 28.10.44: «Если обернуться к поселку, то в глаза бросаются сожженные дома. ..»⁶⁵⁾

2) Был ли поселок разграблен советскими солдатами?

«Фёлькишер Беобахтер», 27.10.44: «Неммерсдорф… наши войска после освобождения нашли разворованным и разрушенным…
Советские орды разграбили все дома и лавки в Неммерсдорфе, равно как и повозки застигнутых врасплох беженцев. Около мертвых женщин лежали вырванные из их рук дамские сумочки, из которых были изъяты все ценности»⁶⁶⁾.
Эмиль Радюнц, солдат фольксштурма: «Дома разворованы и опустошены… Комнаты были разграблены, двери шкафов и кладовок распахнуты»⁶⁷⁾.
Хинрихс, майор немецкого генштаба: «Вещи в не пострадавших в ходе боев домах были перерыты и разбросаны, предметы мебели бессмысленно повреждены. Фотографии немецких солдат разбиты прикладами»⁶⁸⁾.
Аугуст Эшманн, местный житель: «Я забыл под подушкой тысячу марок и бутылку шампанского. Когда я в конце октября вернулся, я их забрал…»⁶⁹⁾
Иоахим Райш, житель Гусаренберга (10 км к востоку от Неммерсдорфа): «Наш дом не пострадал, похоже, он был занят штабом танкового соединения. У пианино были выломаны клавиши, и во всех комнатах пахло хлороформом, вероятно, перевязывали раненых»⁷⁰⁾.
Из письма чиновника службы безопасности главнокомандующему 4-й армии, 28.12.1944: «В ходу следующие слухи: один жандармский вахмистр покинул Неммерсдорф за три часа до появления русских. Когда он через несколько дней вернулся, он нашел свое жилище в том же состоянии, в каком его оставил. Ничего не пропало. Но когда он после еще нескольких дней отсутствия снова приехал домой, то обнаружил, что немецкие солдаты перерыли весь его дом, оставили после себя бардак, забрали радио и часть белья»⁷¹⁾.

Примерно в то же время президент восточнопрусского земельного суда сообщал, что после взятия Гольдапа в мародерстве были замечены немецкие войска, причем «награбленное добро в необозримых количествах отправлялось родственникам по почте или вывозилось на грузовиках»⁷²⁾.

Глупо умалчивать о том, что проблема мародерства стояла в Красной Армии очень остро, недаром приказы о борьбе с «барахольством» исходили с самого верха, но о факте, что немалую лепту в разграбление чужого добра вносили и солдаты, сражавшиеся на немецкой стороне (особенно нерегулярные части и иностранные подразделения Ваффен-СС), а также польские гражданские лица и полувоенные отряды, зачастую забывают.

3) Остались ли в поселке тела убитых советских солдат?

Харри Тюрк одним из первых вошел в Неммерсдорф утром 23.10: «В поселке я не видел убитых русских, только одного раненого»⁷³⁾.
Эрнст Ендрейцик, прибыл в Неммерсдорф днем спустя: «Мы не нашли в Неммерсдорфе мертвых советских солдат… »⁷⁴⁾
Фриц Феллер, по всей видимости, вернулся в Неммерсдорф днем 23.10: «У всех без исключения убитых в бою русских были азиатские черты лица…»⁷⁵⁾
Хинрихс: «Принимавшие участие в боях части 11-й армии в большинстве своем центрально-русского происхождения»⁷⁶⁾.

На одной из «неммерсдорфских фотографий» можно видеть убитого русского солдата, лежащего возле пушки. Но нет никаких доказательств того, что этот снимок был сделан в самом поселке. Иоахим Райш наблюдал подобную картину на шоссе 132, в десяти километрах восточнее: «Погибших еще не убрали. Рядом с русской противотанковой пушкой лежал наводчик с изуродованным лицом»⁷⁷⁾.

Итак, очевидцы не дают однозначный ответ ни на один из трех достаточно нейтральных вопросов. Что же ожидать от вопросов более острых, ответы на которые могли зависеть от эмоционального восприятия, пропагандистских и политических установок, давности случившегося, желания выдать услышанное за увиденное и многого другого? Можно ли найти некое эталонное, бесспорное свидетельство, чтобы сравнивать с ним остальные?

Об увиденном немецкими солдатами в Неммерсдорфе были немедленно оповещены самые различные инстанции. 24—25 октября в поселок прибыли партийная комиссия НСДАП, бригада секретной полевой полиции, работники Службы безопасности из Гумбиннена, комиссия СС-штандарта «Курт Эггерс», комиссия Генштаба и несколько военных репортеров⁷⁸⁾. Майор Генштаба Хинрихс составил два рапорта о происшедшем: предварительный 25 октября и окончательный 26-го. Естественно, их нельзя считать полностью объективными. Можно, однако, с полным основанием предположить, что у Хинрихса не было задачи приукрашивать действительность. Поэтому вряд ли ситуация обстояла хуже, чем описана у Хинрихса.

«25.10.44 Предварительный результат осмотра трупов в Неммерсдорфе (11 км к юго-западу от Гумбиннена) и Туттельне (8 км к юго-западу от Гумбиннена)
I. Неммерсдорф
Обнаружено 26 трупов (13 женщин, 8 мужчин, 5 детей), из каковых 24 трупа уже находились в открытой могиле. Осмотр трупов, проведенный штабным врачом др. Розе (413-й мотопехотный полк), выявил, что причиной смерти 24 человек являются выстрелы с близкого расстояния, большей частью в голову и в грудь. В одном случае выявлены колотые раны. Еще в одном повреждение головы острым предметом. У одной женщины принудительное половое сношение установлено, у другой — вероятно. Опрос вернувшихся назад, успевших спастись жителей поселка выявил, что лишь малая часть убитых проживала в Неммерсдорфе. Большинство принадлежало, очевидно, к проезжавшему через Неммерсдорф обозу и было настигнуто сов. войсками. Со слов одного из фольксштурмовцев, участвовавших в поиске трупов, 9 тел было найдено в лощине, остальные в непосредственной близости от Неммерсдорфа и в самом поселке.
Туттельн
Обнаружено 7 трупов (4 женщины и 3 ребенка), которые все еще находились на месте убийства. Причины смерти: выстрелы с близкого расстояния. У одной женщины принудительное половое сношение установлено, у другой — вероятно.
II. Устный опрос солдат дивизии «Герман Геринг» и 5-й танковой дивизии выявил, что в деревне Альт-Вустервиц (9 км к югу от Гумбиннена) имели место дальнейшие изуверства. Осмотр, проведенный д-ром Вильямом (5-я т.д.) и капитаном Фрике (штаб АОК), выявил:
В двух местах в Альт-Вустервице обнаружены тела молодых девушек. Обе были, очевидно, изнасилованы и затем убиты. Одна выстрелом в правый глаз, другая в затылок.
В хлеве найдены трупы пожилых мужчины и женщины. Причина смерти при осмотре трупов установлена не была (вероятно, повреждение головы). Тело еще одного мужчины было найдено лежащим на спине с раскинутыми руками.
В другом хлеве были обнаружены обугленные тела в количестве, вероятно, семи. Причину смерти установить не удалось. Сам хлев сильно поврежден огнем.
В руинах еще одного сгоревшего хлева обнаружены 3 обугленных тела, причины смерти которых также не установлены«⁷⁹⁾.

«26.10.44 Рапорт о факте преступлений против международного права, совершенных советскими войсками в окрестностях Гумбиннена.
В Неммерсдорфе, где, по показаниям свидетелей, части советско-русс. 2-го гвардейского танкового корпуса и 16-й гвардейской стрелковой дивизии 22— 23 октября захватили плацдарм на левом берегу Ангераппа, я установил:
В населенном пункте найдено 26 трупов гражданских лиц (13 женщин, 8 мужчин, 5 детей), часть ран указывает на изуверский характер убийств. Причины смерти в большинстве выстрелы в голову и в грудь. У большого числа жертв обнаружены колотые и огнестрельные раны. Череп ребенка прибл. 2 лет размозжен двумя ударами. Штабным врачом др. Розе (413-й мотопехотный полк) уже было установлено, что в 2 случаях имело место принудительное половое сношение. У одной женщины отрезана грудь.
Для подтверждения фактов сделаны 12 фотоснимков. Кроме того, сфотографированы внутренние помещения дома, в котором большевиками была убита семья беженцев и на стенах которого находились многочисленные следы крови и мозга.
По дороге из Неммерсдорфа в Гумбиннен близ усадьбы Тайххоф (2 км восточнее Неммерсдорфа) найдено еще 13 жертв. Убитые гражданские лица (3 мужчины, 4 женщины, 6 детей) принадлежали, судя по всему, к обозу беженцев. Они были настигнуты советско-русс. пехотой и убиты выстрелами с близкого расстояния. Нижняя часть тела у всех женщин была оголена. Можно предположить, что три из них были изнасилованы. У одного мужчины отрублена рука. Дети тоже были убиты выстрелами с близкого расстояния в голову и затылок. На дальнейшем пути следования по маршруту продвижения пятой танковой дивизии мной были обследованы населенные пункты Рихтфельде, Шублау, Беренхаген, Даугинтен, Вилькен, Хазенроде, Эггенхоф и Пликен. Все эти поселки являли все ту же картину бессмысленного разрушения. Убитых гражданских лиц найдено не было, так как все без исключения жители их покинули.
При опросе свидетелей из пятой танковой дивизии были установлены нижеследующие дальнейшие зверства большевиков:
1) В деревне Альт-Вустервиц (10 км к югу от Гумбиннена) найдено 15 частью обуглившихся тел гражданских лиц. В их числе две молодые девушки, убитые выстрелами в левый глаз и затылок. После врачебного обследования можно предположить изнасилование. Ладони одного мужчины пробиты насквозь, что в сочетании со следами крови, положением рук и свидетельством единственной оставшейся в живых свидетельницы, тяжело раненной, на данный момент эвакуированной (информация о точном местопребывании отсутствует), указывает на то, что он был прибит к двери дома.
2) Убийство одной женщины в Швайцертале (8 км к юго-востоку от Гумбиннена) с подозрением в надругательстве.
3) Согласно показаниям наступающих войск в Петерстале (15 км у юго-востоку от Гумбиннена), обнаружено еще 3—4 мертвые девушки»⁸⁰⁾.

Отличия между предварительным рапортом и окончательной версией очевидны. Добавлены отсутствовавшие вначале описания зверств. Исчезли фразы о неустановленных причинах смерти. Одно из изнасилований, ранее описанное, как вероятное, названо совершенным.

Во втором рапорте ничего не говорится о семи убитых в Туттельне. Тут возможно следующее объяснение. В отчете секретной полевой полиции, рассказывающем о тех же семи жертвах, говорится, что их нашли «при дальнейшем следовании на восток, на правом берегу Ангераппа»⁸¹⁾ (вполне возможно, что их упоминает и Марианна Штумпенхорст). Если посмотреть на карту, то на этом месте находится развилка: слева от дороги лежит Тайххоф, справа Туттельн. Поэтому не исключено, что эти семеро включены Хинрихсом в число 13 жертв, найденных «близ усадьбы Тайххоф».

Хинрихс нигде не приводит общего числа погибших. В статье, опубликованной 28.10.44 в «Фёлькишер Беобахтер», это, однако, делается на основании его данных⁸²⁾. Сложение 26 убитых в Неммерсдорфе, 7 в Туттельне, 13 у Тайххофа и 15 в Альт-Вустервице дает то самое число 61 (вместе с женщиной в Швайцертале 62), которое бродит с тех пор по страницам различных исторических исследований как «количество жертв бойни в Неммерсдорфе». Локализация неверна. Подсчет, возможно, тоже.

«Подводя итог, можно сказать, что бессмысленное повреждение имущества представляет собой не единичный случай, а наблюдается во всех населенных пунктах. Наличие только одного тяжело раненного гражданского лица, которому удалось избежать смерти, — знак того, что все население захваченной области убито, частью зверским образом, или в единичных случаях угнано в плен…

Пленные при допросах перекладывают вину за эти преступления на пламенных большевиков, которые в зверской форме следуют указанию Сталина «добить зверя в его собственном логове»⁸³⁾.

В момент написания рапорта Хинрихс еще не знал, на что будет сделан пропагандистский упор. В его рапорте акцент ставится не только на «убитых гражданских лицах», но и на «бессмысленном повреждении имущества». Отметим также, что, говоря об одном человеке, которому удалось избежать гибели, Хинрихс сообщает заведомо ложные сведения: только из показаний, уже находившихся в распоряжении полевой полиции (Марианна Штумпенхорст, Шарлотта Мюллер), следовало, что таковых было не менее десяти.

26 октября Геббельс записал в дневнике: «Эти преступления действительно кошмарны… Я сделаю их поводом для кампании в прессе»⁸⁴⁾. Тем же днем датируется внутренний циркуляр (т.н. Tagesparole), разосланный редакторам всех крупнейших газет: «В комментариях, которые дают выход чувствам немецкого народа при виде страшных преступлений, следует особо подчеркивать, что советскими убийцами были изуверски растерзаны прежде всего простые немецкие рабочие и крестьяне… Очень важно, чтобы сообщение об ужасных большевистских злодеяниях в Восточной Пруссии было подано как можно крупнее и доходчивее и откомментировано с крайней резкостью… Жертвой завоевательного похода большевизма падет не только наше добро и наш кров… Планомерное жестокое убийство каждого немца превратит Германию в одно большое кладбище…»⁸⁵⁾

27 октября в «Фёлькишер Беобахтер» публикуется статья «Ярость советских бестий»:
«…Жители некоторых деревень были ошеломлены неожиданным прорывом советских танков. На этих наших собратьях советские бестии и выместили свою людоедскую жажду крови.
Речь не идет о выходках отдельных советских солдат, а, как подтверждают многочисленные рассказы, о методически претворяемом в жизнь терроре. Подтверждение этому — показания большевистских пленных, рассказавших при допросе, что все командиры предоставили солдатам Советской Армии «полную свободу действий в отношении местного населения». Этот приказ якобы содержит разрешение на убийства и разграбление имущества немецких граждан»⁸⁶⁾.

Дальше следует рассказ об увиденном в Неммерсдорфе:
«Четыре женщины, четыре ребенка и один мужчина лежали около тоннеля, служившего бомбоубежищем. Они были по очереди застрелены из пистолета на выходе. Одного старого мужчину нашли несколькими метрами дальше. Он стоял на коленях, наклонившись вперед, и закрывал лицо руками. Его убили выстрелом в затылок.
В одном разграбленном доме на диване сидела женщина, чьи ноги были укрыты одеялом. В этом положении ее, по всей видимости, застигли бандиты и убили выстрелом в голову. В комнате другого дома нашли лежащую на полу девятнадцатилетнюю девушку. Ее голова опиралась об стену. Девушка была изнасилована и убита выстрелом в рот. В углу той же комнаты лежала старая женщина с раздробленным черепом, убитая выстрелом в упор. У стола лежал на полу ее муж, убитый выстрелом в затылок. И в соседних домах были найдены трупы расстрелянных мужчин и женщин.
Посреди деревни невдалеке от моста рядом лежали две женщины и ребенок. Та женщина, что помоложе, еще держала ребенка за руку. Она была изнасилована большевистскими бестиями и заколота штыком в грудь. Ребенок и пожилая женщина были убиты выстрелами в голову. На выезде из деревни лежало несколько женщин и ребенок. Одна из них была также изнасилована. В стороне от дороги в кустах нашли изрешеченное пулями тело пятнадцатилетней девочки. В двух усадьбах, лежащих за пределами поселка, были обнаружены еще две изнасилованные и застреленные женщины.
Около телег ошеломленных нападением жителей поселка были найдены несколько женщин на коленях, голова наклонена вперед, руки закрывают лицо. Их положение однозначно указывает на то, что они были убиты не при попытке к бегству и не в ходе боевых действий. Злобные бестии заставили их встать на колени и убили выстрелами в затылок»⁸⁷⁾.

Можно заметить некоторые, пока незначительные, расхождения с рапортом майора Хинрихса. Если пересчитать количество жертв, то их окажется больше 26. Кроме того, известно, что трупы были убраны 23 октября (к приезду Хинрихса они уже лежали в открытой могиле), поэтому прибывшие позже военные репортеры никак не могли видеть все описанное. Значит, их рассказ записан с чужих слов. Некоторые эпизоды (расстрелянные у бомбоубежища, женщина на диване, две женщины и ребенок у моста) будут подтверждены позже показаниями других свидетелей.

Последующие статьи {«Заживо прибит к стене — пока 61-я жертва большевистского террора») рассказывают о (уже известных нам из рапорта Хинрихса) событиях в Альт-Вустервице, приводят (также уже цитированный) рассказ Шарлотты Мюллер, но прежде всего воздействуют на читателя эмоционально: «образец нечеловеческой жестокости, который невозможно забыть», «дьявольские картины окровавленной Варшавы… бледнеют перед этим».

«Во всех странах существуют люди — и вражеская пропаганда использует это, — которые придерживаются мнения, что то, что немцы рассказывают о большевистском терроре, преувеличено — мол, Советы заинтересованы в том, чтобы немецкие гражданские лица не пострадали.
Пусть люди, считающие так — преступно слепые идиоты, — приедут в восточнопрусский Неммерсдорф и повторят перед лицом убитых, замученных и опозоренных свои слова о милости и человечности московских властителей. Слова застрянут у них в горле!»⁸⁸⁾

31 октября 1944 года в Берлине состоялось заседание специально созванной международной комиссии под председательством доктора Мяе из Эстонии при участии представителей Испании, Голландии, Швеции, Дании, Сербии, Италии и Литвы. Перед комиссией выступали свидетели трагедии, в том числе Шарлотта Мюллер и майор Хинрихс.

Солдат фольксштурма Эмиль Радюнц рассказал, что «в небольшом овраге он обнаружил девять трупов гражданских лиц: четырех женщин, трех детей и двоих мужчин. В овраге было устроено бомбоубежище. В нем люди пытались найти спасение, но были расстреляны большевиками. Один раненый мужчина, сумевший отползти в сторону, получил пулю в затылок. В хлеве Радюнц нашел мертвого скотника. В местной больнице несколько иностранцев — мертвых. В доме недалеко от моста — 66-летнюю старуху, убитую выстрелом в висок, руки мирно сложены на коленях. Он шел дальше и видел их всех: убитых, заколотых, тела женщин, с которых было сорвано нижнее белье… «Я — не специалист, — говорит солдат Радюнц, — но каждый бы заметил, что эти люди были убиты только что — кровь еще была теплой. И они погибли не в ходе боевых действий»⁸⁹⁾.

Кроме более чем сомнительного свидетельства о «еще теплой крови», рассказ Радюнца интересен тем, что в нем впервые (как нарочно, перед лицом иностранной комиссии) появляются упоминания об убитых советскими солдатами «иностранцах», пока еще без национальной принадлежности.

Военный судебный советник Грох «исследовал трупы вместе со специалистом-медиком. Он зачитал длинный список — каждая рана была задокументирована: выстрелы в рот, выстрелы в упор, при которых остались пороховые следы, выстрелы с 1—2 метров, колотые раны, раны от ударов топором или лопатой. На телах женщин признаки изнасилований»⁹⁰⁾.

Лейтенант Зайдат рассказал о надругательстве над религиозными святынями: «Большевики расположились в церкви… Алтарь был разбит. У Мадонны отбиты руки, статуи расколоты на куски» и о том, что «все жители, которых застали врасплох пошедшие в прорыв советские танки, убиты или угнаны в Сибирь. На обочинах дорог лежали трупы. Можно предположить, что тех, кто не мог следовать за русскими, прикончили на месте»⁹¹⁾.

Опросив свидетелей, международная комиссия сделала следующий вывод: «Установлено, что за единственным исключением были убиты все гражданские лица без оглядки на возраст и пол. Они были убиты большевиками с близкого расстояния в момент, когда никаких боевых действий не велось. Доказано, что почти все молодые женщины были изнасилованы. Кроме огнестрельных ранений, были обнаружены колотые раны и раны, нанесенные топором или лопатой… Ставшие причиной смерти выстрелы производились из малокалиберного оружия, которым в Советской Армии владеют только офицеры и комиссары… Комиссия установила, что бесчеловечные преступления большевиков противоречат всем известным нормам ведения боевых действий»⁹²⁾)).

Речи свидетелей перед началом заседания контролировались и в случае необходимости подвергались корректировке. Так, майор Хинрихс первоначально хотел назвать причиной случившегося «врожденный вандализм советских солдат», но из-за присутствия в зале представителей власовской армии его попросили переделать расистский выпад в «позорные деяния совершены по приказу советского руководства»⁹³⁾.

Перед комиссией выступал еще один свидетель, польский батрак из той же усадьбы, в которой жила Шарлотта Мюллер, но о нем в нацистской газете упоминать не стали, возможно, чтобы не отказываться от формулировки «за единственным исключением»⁹⁴⁾. Напомню, что в рапорте майора Хинрихса тоже говорится, что лишь «одному гражданскому лицу удалось избежать смерти», но там речь идет о тяжелораненой женщине из Альт-Вустервица.

Широкого международного резонанса не получилось — английские газеты назвали немецкие сообщения фальшивками, ТАСС выступил с опровержением в начале ноября⁹⁵⁾. Информация о Неммерсдорфе появилась в норвежской, итальянской, испанской и швейцарской прессе. В статье из Courier de Geneve от 07.11.44 говорится среди прочего:

«За исключением одной немецкой женщины и одного польского работника все остальные были уничтожены Красной Армией: 30 мужчин, 20 женщин и 15 детей попались в руки русских и были убиты. Я сам видел в Брауерсдорфе двух батраков французского происхождения, бывших военнопленных, которые тоже были расстреляны. Одного удалось идентифицировать. Невдалеке 30 немецких военнопленных, которых постигла та же судьба»⁹⁶⁾.

Откуда швейцарский корреспондент взял свои цифры — неизвестно. Ни Брауерсдорф, ни французские военнопленные не упоминались ни на заседании международной комиссии, ни в «Фёлькишер Беобахтер». А вот рассказ о немецких пленных находит частичное подтверждение в советских источниках. Полковник Булыгин сообщал 21 октября, что третий танковый батальон с боем занял деревню Вилькен и взял в плен 12 солдат, которые затем были расстреляны, а второй танковый батальон взял в плен 35 солдат, которые были переданы в штаб корпуса⁹⁷⁾.

Немецкая пресса за считаные недели превратила Неммерсдорф в символ. Уже в конце октября страшные кадры военной хроники демонстрировались во всех немецких кинотеатрах. Только в одной четвертой армии с 20 по 31 октября было издано 853 тыс. экземпляров газеты «Stobtrupp» и 160 тыс. «Front und Heimat» с подробными статьями о Неммерсдорфе. Печатались листовки: «Каждый [солдат] должен убить по десятку этих ненасытных красных бестий. Месть за Неммерсдорф»⁹⁸⁾. Гражданская пресса не отставала — от «Berliner Illustrierte Zeitung» до мелких областных газет.

Герман Грасс писал: «В те дни, когда Неммерсдорф стал олицетворением всех ужасов, привычное презрение к русским сменилось страхом. Газетные статьи, радиопередачи и кинохроника, в которых говорилось о том, что произошло в отбитом населенном пункте, обернулись массовыми потоками беженцев, что привело в середине января, когда началось крупномасштабное советское наступление, к панике среди населения. С потоками беженцев началась гибель людей на дорогах. Я не могу описать этого. Никто не может»⁹⁹⁾.

На Нюрнбергском трибунале цитировался отчет Альфреда Йодля, подготовленный для совещания у фюрера 25.10.44: «Русские преступления в Восточной Пруссии должны использоваться военной пропагандой. Для этого фотоснимки, опросы свидетелей, репортажи с места событий…»¹⁰⁰⁾

При переводе на английский в цитату было добавлено слово «сфабрикованные»: «faked reports, photographs and examination of witnesses have to be produced by the WPr»¹⁰¹⁾. Обнаруженный уже в 70-х подлог изрядно порадовал ревизионистов.

В 1946 году бывший командующий 4-й армией генерал-майор Детлеффсен заявил перед американским судом в Ной-Ульме: «8 октябре 1944 г. …в большом количестве поселений к югу от Гумбиннена гражданское население было расстреляно русскими солдатами. Частично после таких надругательств, как приколачивание гвоздями к воротам сараев. Большое количество женщин было перед этим изнасиловано. При этом русскими солдатами было также расстреляно около 50 французских военнопленных»¹⁰²⁾.

В 1948 году обер-лейтенант Хайнрих Амбергер дал показания перед Международным судом в Нюрнберге:
«Я… оказался в отбитом поселке одним из первых.
Курсировавшие уже до этого слухи о кровавой бане для гражданского населения, устроенной русскими, полностью подтвердились. Я видел на проходящей через Неммерсдорф дороге Гумбиннен—Ангерапп невдалеке от моста раздавленную русскими танками колонну беженцев. Под гусеницы угодили не только повозки и тягловый скот. Множество гражданских лиц, преимущественно женщин и детей, было расплющено в лепешку. На обочине дороги и во дворах лежали кучи трупов. Люди со всей очевидностью погибли не в ходе боевых действий от шальных пуль, а были планомерно расстреляны. Среди прочего я видел много женщин, которые, судя по задранным платьям и сорванному нижнему белью, были изнасилованы и затем убиты выстрелами в затылок. Порой рядом лежали и мертвые дети.
На обочине сидела, согнувшись, старая женщина, убитая выстрелом в затылок, неподалеку малыш нескольких месяцев от роду, убитый выстрелом в упор в лоб (опаленное входное отверстие, выходное отверстие размером с кулак на затылке). Некоторые мужчины были, так как других причин смерти установить не удалось, очевидно, забиты лопатами или прикладами, так что их лица превратились в кровавую кашу. Минимум в одном случае мужчина был прибит к воротам сарая »¹⁰³⁾.

В 1949 году газета «Christ und Welt» опубликовала рассказ обер-лейтенанта Фрица Ляймбаха: «Перед наступлением русских немецкому населению на немецком языке было зачитано воззвание вести себя спокойно и не бежать прочь, с ними ничего не сделают. Те, кто поверил в это, больше не могут дать свидетельские показания. Они были убиты самым кошмарным образом. Девочки, женщины и старухи — все были изнасилованы и зверски убиты. Находили стариков с отрезанными половыми органами… »¹⁰⁴⁾

1953 годом датируется свидетельство Карла Потрека.

В 1954 году в «Herzberger Nachrichten» Т. Раммштедт писал: «Когда К. со своими рекрутами пробился к взорванному мосту через Ангерапп, первым делом он увидел застреленную женщину, с чьего тела была сорвана одежда. Рядом лежал двухлетний ребенок, убитый выстрелом в голову. В комнате одного из немногих уцелевших домов лежали три убитых. Залитый кровью пол показывал, сколь мучительна была их смерть. Западные союзники Москвы так и не узнали тогда, что Советы в слепой ярости не освободили в Неммерсдорфе 40 французских военнопленных, а расстреляли их»¹⁰⁵⁾.

Эрнст Ендрейцик, старший мастер «Организации Тодта», сообщил в 1963 году в газете «Das Ostpreussenblatt»: «Мы установили, что нападавшие убили тринадцать местных жителей, в том числе ребенка двух лет. Эти тринадцать тел мы захоронили на возвышенности около поселка»¹⁰⁶⁾.

Недатированные показания капитана Хермингхауса: «Застигнутые врасплох женщины, в том числе монахини, были после прихода русских согнаны в кучу, изнасилованы и зверски убиты, в том числе садистским образом заколоты и застрелены. Это превосходило по кошмарности все прежние ужасы войны. Армия немедленно попросила прислать нейтральных корреспондентов. Прибыли репортеры из Швеции и Швейцарии, а также испанцы и французы из оккупированной части Франции. Они стали свидетелями злодеяний. В пещере, вырытой в склоне канавы, прятались женщины с детьми и старики. Обнаружив этих людей, русские открыли огонь из автоматов и принялись кидать ручные гранаты. В Неммерсдорфе нашли 60, в районе Шульценвальде 95 убитых»¹⁰⁷⁾.

Нетрудно заметить, что в большинстве описаний встречаются детали, о которых ни в рапорте майора Хинрихса, ни даже в первых статьях «Фёлькишер Беобахтер» не было ни слова: 50 (в другом варианте 40) убитых французских военнопленных, женщины и дети, раздавленные танками, грудные дети с пулевыми ранениями и раздробленным черепом, старики с отрезанными половыми органами, нагие женщины, прибитые к воротам сараев, слепая старуха с отрубленной половиной головы, изнасилованные монахини; люди, разорванные на куски ручными гранатами; 95 погибших в Шульценвальде (поселок неподалеку от Альт-Вустервица). Приведенное Потреком число жертв (73, из них один мужчина) никак не соотносится с данными Хинрихса (26, 5 мужчин).

Хотя свидетельство Потрека, равно как и большинство других, не является полным вымыслом (некоторые сведения находят независимое подтверждение — к примеру, упоминаемая Потреком «медсестра из Инстербурга». Медсестра по фамилии Хобек действительно была в Неммерсдорфе в конце октября и опознала в числе убитых своих отца и мать¹⁰⁸⁾), любому непредвзятому исследователю должно быть совершенно очевидно, что практически все конкретные детали являются плодом фантазии автора. Тем не менее, повторю, оно по сей день активно цитируется западными историками без единого критического замечания. Профессор де Зайас даже утверждает, что проверял его на внутреннюю непротиворечивость и соответствие показаниям других свидетелей¹⁰⁹⁾.

Свидетели Фогта. В 2002 году Михаэль Фридрих Фогт, когда-то в юности лидер крайне правой, фактически неофашистской, мюнхенской студенческой корпорации «Danubia», впоследствии сделавший неплохую карьеру (он руководил, в частности, отделом по связям с общественностью Rheinmetall GmbH, а ныне трудится главой кафедры работы с общественностью/пиара Лейпцигского университета), смонтировал фильм «Неммерсдорф 1944. Правда о советском военном преступлении». В нем о событиях в Неммерсдорфе рассказывают девять бывших солдат вермахта, сражавшихся за поселок в октябре 44-го. На фоне описанных ими зверств советских солдат меркнет даже (тоже, конечно, цитирующийся в фильме) рассказ Потрека. Хайнц Загехорн видел женщин с вырезанными половыми органами, пригвожденных к дверям сараев ногами вверх, и 70-летнего старика, чей язык был прибит к столу.

Хильмар Лотц также рассказывает о распятых женщинах, о перерезанных глотках, выколотых глазах и массовых изнасилованиях. Йоханнес Готтшальк упоминает о пасторе, приколоченном к дверям церкви. Густав Кречмер о застреленном ребенке двух недель от роду. Герхарт Ширмер о проломленных черепах, взрезанных животах и отрубленных руках. Наконец, Манфред Хофленер нашел распятую на дверях сарая женщину живой, и она просила убить ее, чтобы прекратить мучения.

Тем не менее и в этих то ли утрированных, то ли подвергшихся возрастной аберрации воспоминаниях порой проглядывают реальные детали. Герхард Митте вспоминает о чудом выжившей медсестре по имени Анни (на самом деле, ее звали Маргарет Фроммхольц)¹¹⁰⁾.

Пропагандистская начинка фильма Фогта (для создания видимости объективности напичканного уже набившими оскомину цитатами из Эренбурга, Копелева и Солженицына) бросается в глаза, недаром его не взял к показу ни один из немецких телеканалов. Показания большинства свидетелей вызывают удивление и недоумение: отчасти из-за обилия кровавых деталей, не находящих подтверждения в ранних источниках, отчасти из-за того, что свидетели впервые поведали о них 58 лет спустя, отчасти из-за явной ангажированности самого Фогта — о вермахте и о нацизме вообще в фильме не сказано ни единого дурного слова. Я изучил биографию одного из рассказчиков — полковника Герхарта Ширмера. Проведший десять лет в советских лагерях полковник был до конца жизни свято убежден, что русские в 50-х годах освободили далеко не всех немецких военнопленных, только на Колыме осталось несколько десятков тысяч, и в письмах к властям предержащим неустанно требовал поговорить, наконец, с Советским Союзом (позже — с Россией) с позиции силы. Его книжка «Заксенхаузен—Воркута»¹¹¹⁾)) является удивительным конгломератом городских легенд (чего стоит один рассказ о том, как жившие неподалеку от Воркуты коми доставили на Колыму тюремную маляву), антисемитских клише (к примеру, бойкот нацистами еврейских предприятий, равно как и нюрнбергские законы 1935 года были лишь ответом на объявленную мировым еврейством войну против нацизма) и до наивности прямолинейного реваншизма

Свидетели Фиша. Солдат Харри Тюрк, впервые процитирован в книге 1997 года:
«Я видел мертвых гражданских на огороженной куче навоза. Там лежал пожилой мужчина, в которого были воткнуты вилы…
Внизу у реки на дороге было ровное место, заполненное сломанными телегами и мертвыми лошадьми. Там под обстрел также попали гражданские, шедшие с обозом… На дороге в беспорядке валялись разные вещи: от кастрюли до детской соски.
В поселке я видел мертвых гражданских. Солдату трудно сказать, от чего они умерли. Маленькая рана в животе может быть сделана штыком, а может — осколком гранаты… Нам приказали собрать трупы, это было обычное дело в вермахте, обычное занятие для солдата. Я был только в домах к северу от дороги, между рекой и церковью. В одном доме в большой столовой я нашел старую женщину на кафельном полу. Молодая женщина лежала в коридоре… Потом мы были в комнате с белыми лакированными металлическими кроватями. Одна кровать была вся пропитана кровью, но на ней никто не лежал.
Некоторые тела были уже собраны, их приносили на одеялах и снятых дверях. На двери сарая, на правом крыле была прибита женщина. Она была одета. Солдаты обдумывали, как ее снять. Вытащить гвозди — нет, настолько бездушными мы не были. Кому-то пришла в голову идея. Дверь чуть-чуть приподняли ломом, сняли с петель… Да, я помню, это было во дворе, нашему бронетранспортеру пришлось сломать забор, чтобы попасть внутрь.
Трупы надо было быстро захоронить, так как было жарко. Над телами кружились мухи.
Конечно, мы обсуждали между собой случившееся. Мы могли лишь представить, что те были ужасно пьяны. Иначе никто на подобное не способен»¹¹²⁾.

Фельдфебель Хельмут Хоффманн обратился к Фишу уже после выхода книги, впервые процитирован в передаче телеканала ZDF в 2001 году:
«У бункера лежали две пожилые женщины и два пожилых мужчины, похоже, супружеские пары, убитые выстрелами в голову… Один мужчина дополз до дерева. Далее убитая женщина с тремя детьми. Следы от пуль, но не выстрелы в затылок. Признаков изнасилования не видно. В комнате на диване сидела старая женщина. Голова была наклонена набок, в виске пулевое отверстие. В одной лавке в подсобном помещении нашли мертвую супружескую пару, зажатую между столом и шкафом. Между другим шкафом и столом труп девушки, прислоненной к стене, лицо изуродовано. Признаков изнасилования и в этом случае не было заметно. У моста нашли остатки обоза, отодвинутого танками в сторону. Рядом с обозом три тела: маленький ребенок, молодая и пожилая женщины. Все были застрелены, но ничто не указывало на изнасилования. Странным показалось то, что на трупах не было выходных отверстий: маленькие входные и отсутствие крови. Больше было похоже на выстрелы издалека, чем на расстрел в упор»¹¹³⁾.

Следует отметить, что правый лагерь делает вид, что о свидетелях Фиша ему ничего не известно. Ни в книге «Потсдамская Немезида» де Зайаса, дополненное издание которой вышло в 2005 году, ни в фильме Фогта нет ни слова о Харри Тюрке, Хельмуте Хоффманне, Герде Мешулат, Йоханнесе Шеве и других, найденных Фишем очевидцах. Фогт даже цитирует прямым текстом послесловие Ральфа Джордано к книге Фиша, но демонстративно умалчивает о существовании последней¹¹⁴⁾.

Какую роль сыграла пропаганда в канонизации событий в Неммерсдорфе, ясно показывает пример Альт-Вустервица. Согласно рапорту Хинрихса, в деревне погибло 15 человек, причем обстоятельства их смерти были крайне трагичными. Непостижимо, но факт: ни одного послевоенного свидетельства о случившемся в Альт-Вустервице не существует.

Да, стараниями Геббельса слово «Неммерсдорф» стало нарицательным, а Альт-Вустервиц был зачислен в «и другие населенные пункты». Но и с поправкой на роль пропаганды удивительно, что о виденном в Неммерсдорфе после войны вспомнили десятки свидетелей, а об обгоревших трупах в Альт-Вустервице никто. Поэтому я вынужден ограничиться документами 44-го года. К рапорту Хинрихса были приложены три показания офицеров и солдат, побывавших в деревне.

Лейтенант Ханс Цирн обнаружил в хлеву 5 обгоревших скелетов, а рядом почти нагую молодую девушку с окровавленными половыми органами, которая была убита двумя выстрелами: в грудь и в живот. В сарае лежала еще одна девушка, изнасилованная и убитая.

Унтер-офицер Оскар Шайбле насчитал шесть обуглившихся тел: женщины, мужчины и один ребенок. В углу того же самого хлева лежала девушка, с которой была сорвана почти вся одежда. Судя по внешним признакам, она была изнасилована и убита несколькими выстрелами. В сарае лежала другая девушка, также изнасилованная и убитая. В хлеву напротив он нашел трупы пожилых мужчины и женщины. Мужчина был убит выстрелом в рот. В другом отделении того же хлева лежало тело статного хорошо одетого пожилого мужчины.

Майор Браумюллер подтвердил предыдущие показания и уточнил, что обуглившихся тел было семь. Вероятнее всего, они были прежде застрелены. Судя по ранам на ладонях, один убитый несколькими выстрелами мужчина был сначала прибит за руки. В соседнем хлеву лежало еще три обуглившихся трупа¹¹⁵⁾.

Итак, лейтенант Цирн видел 7 убитых, унтер-офицер Шайбле — 11, и лишь майор Браумюллер говорит о 15. Хинрихс, сам в Альт-Вустервице не побывавший, использовал последнюю цифру. Ни в одном отчете не упоминается выстрел в правый глаз, которым согласно рапорту Хинрихса была убита одна из девушек. На заседании международной комиссии 31.10 штабной врач доктор Вильям сообщил, что десять человек было сожжено в сарае (ранее, см. первый рапорт Хинрихса, он считал, что «причины смерти установить не удалось»), а пять убиты из малокалиберного оружия. Молодые женщины были изнасилованы. «Их разорванное нижнее белье и прочие признаки доказывают, что эти действия вправе занять место на самых черных страницах книги по сексопатологии»¹¹⁶⁾.

О 15 погибших в Альт-Вустервице сообщается и в опубликованной 31.10.1944 г. в «Leipziger Neuesten Nachrichten» статье Иоахима Фишера «Ужасные зверства большевиков южнее Гумбиннена». Кроме того, «в Шульценвальде, 12 км южнее Гумбиннена, были найдены: 9 убитых гражданских лиц, среди них три женщины, над которыми надругались, а затем расстреляли. Между Лютценом и Бисмарксхоэ, 11 км южнее Гумбиннена, в лощине был найден убитый железнодорожник, в Шприндорте, 8 км юго-восточнее Гумбиннена, снова убитые гражданские лица. Среди жертв — люди всех возрастов. В одном случае, в Шульценвальде, неподалеку от изнасилованной женщины лежали молодой мужчина и ребенок, шедшие с ней вместе. Факты изнасилований подтверждены врачебной экспертизой на основании положения тел и разорванной одежды¹¹⁷⁾.

В Туттельне, в усадьбе, где скрывались Марианна Штумпенхорст и ее мать, не был убит никто. Марианна Штумпенхорст сообщила, что при отступлении 24 октября некоторые русские солдаты спрашивали своих офицеров, не расстрелять ли немцев, но за своих хозяев вступились польские батраки¹¹⁸⁾. Ее мать, Эрна Херманн, также рассказала, что «на дороге между Неммерсдорфом и Туттельном перед противотанковым рвом были найдены тела убитых выстрелами в голову гражданских»¹¹⁹⁾. Скорее всего речь идет об упомянутых в отчете полевой полиции, рапорте Хинрихса и рассказе Ендрейцика телах, найденных «на правом берегу Ангераппа», «близ усадьбы Тайххоф».

Следует упомянуть и о напечатанном в книге А. фон Плато «История пятой танковой дивизии» отчете капитана Йедтке: «Ближе к вечеру 24 октября мы вышли к Неммерсдорфу, который был уже оцеплен нашими частями. В Неммерсдорфе и Брауерсдорфе русские при своем прорыве натолкнулись на немецкие обозы — картины, представшие перед нами, были ужасны. Между попавшими под обстрел телегами (общим числом около 50) и располагавшейся в 200 метрах опушкой леса повсюду валялись убитые женщины и дети. В Брауерсдорфе на обочине улицы лежали женщины с отрезанной грудью. Я видел их своими глазами»¹²⁰⁾.

Фон Плато не указывает дату составления отчета, можно, однако, предположить, что он, как и вся книга, написан уже в 70-х. Отдельные детали заставляют с сомнением относиться к нему как к источнику информации. Вот, к примеру, как описывается бой за Брауерсдорф:

«Русские засели в окопах и мужественно держали оборону. Лишь когда принялись за работу два моих самоходных огнемета, они сдались. В наши руки попали около 200 человек, в том числе много артиллеристов, и десяток орудий… В ходе дальнейшего наступления заслуживающих упоминания боев не было — русские сдавались в плен повсюду»¹²¹⁾.

По бравому слогу капитана Йедтке создается впечатление, что дело происходит в 1941-м, а не в конце 1944-го. Массовое пленение советских солдат под Брауерсдорфом, как и многие другие послевоенные свидетельства, не находит подтверждения в документах октября 44-го года.

В обилии свидетельств немецких военных трудно вычленить ответ на один простой вопрос: кто командовал наступлением на Неммерсдорф? Командир 13-й роты дивизии «Герман Геринг» обер-лейтенант Амбергер называет генерал-майора Кребера, к которому он был приставлен как связной офицер, и упоминает некий «батальон Куррата»¹²²⁾. На отчете Хайнриха Папендика лежавший в госпитале капитан Рихтер собственноручно написал:

«Приказ к атаке я не получал, выдвигаясь со своим батальоном, я наткнулся на передовые отряды русских. Мне были подчинены — исходя из ситуации — другие подразделения: 2 артиллерийские батареи и разведрота. После разведки я начал наступление. На ширине 10 км! У русских в районе Н. было 2 дивизии»¹²³⁾. Наконец, командование одним из полков осуществлял Герхарт Ширмер, получивший за участие в операции Дубовые листья к своему Рыцарскому кресту¹²⁴⁾. Странен не столько сам разнобой — понятно, что у каждого подразделения был свой командир, — сколько полное отсутствие перекрестных ссылок: ни один свидетель не упоминает имена, названные кем-то другим.

Попробуем теперь на основании всей имеющейся информации рассмотреть несколько ключевых пунктов.

Число убитых. В Неммерсдорфе погибло 26 человек. Это подтверждается отчетом Хинрихса и даже фотографией креста над временной могилой. Общее количество погибших гражданских лиц на всем участке русского наступления к югу от Гумбиннена — между 50 и 70. Надо заметить, что на фоне жертв, упомянутых в некоторых «опросных листах беженцев», это число меркнет. В одном Швайцертале (поселок на р. Роминте, 1215 км к востоку от Неммерсдорфа) будто бы было «расстреляно более ста человек»¹²⁵⁾, в соседнем Шприндорте «165 мертвых»¹²⁶⁾. На торфяном карьере в Шульценвальде «50 расстрелянных»¹²⁷⁾.

Если данные этих опросных листов использовались при подсчете общего числа гражданских лиц, погибших в Восточной Пруссии, то к итоговым результатам следует относиться более чем скептически. Другой пример: в послевоенных показаниях капитана Хермингхауса говорится о 95 убитых в Шульценвальде, в то время как «Leipziger Neuesten Nachrichten» 31.10.1944 сообщало лишь о 9.

Нельзя не подчеркнуть и следующее. Несмотря на то что Неммерсдорф сначала был взят советскими войсками, затем отбит немецкими, что бои за поселок шли полтора дня, что поселок неоднократно бомбили, обстреливали из пушек и минометов, по немецким данным, в ходе боев не пострадал ни один гражданский. В воспоминаниях Эрнста Ендрейцика есть любопытная деталь: «Ночью вражеский самолет сбросил бомбу на дом, где остановились солдаты другого подразделения. Погибло шесть человек, чьи тела в плащ-палатках были похоронены на том же холме в отдельной могиле»¹²⁸⁾. Профессор де Зайас в книге «Потсдамская Немезида» упоминает, что из 209 бельгийских военнопленных, погибших или пропавших без вести в районе наступления Красной Армии с января по май 1945 года, как минимум 70 погибли во время боевых действий или бомбардировок¹²⁹⁾. Ситуация, когда от бомб, снарядов и шальных пуль погибают солдаты, а гражданские остаются целы и невредимы, попросту невероятна.

Да, в немецких документах внимание акцентируется на «выстрелах в упор» и «в голову», но ожидать от них сугубой объективности сложно. К примеру, многие очевидцы упоминают двух женщин и маленького ребенка, погибших невдалеке от моста. «Фёлькишер Беобахтер» писал об изнасиловании и убийстве штыком и выстрелами в голову, а вот свидетель Хельмут Хоффманн никаких следов изнасилования не видел, и ему показалось, что выстрелы были дальними. Харри Тюрк и вовсе считал, что жертвы «попали под обстрел» (возможно, это случилось еще утром 21-го, при взятии поселка, когда стоял сильный туман).

Когда были сделаны фотографии? Харри Тюрк рассказывает, что практически сразу после взятия поселка солдатам поручили собрать трупы гражданских. Лейтенант Зайдат, прибывший в Неммерсдорф день спустя, увидел тела уже на кладбище. Прибывший еще днем позже майор Хинрихс писал, что 24 тела были захоронены и находились в открытой могиле. Он приказал их достать для того, чтобы судебный врач мог сделать заключения о причинах смерти. Тем же днем, 25 октября, видимо, и датируются фотографии (см. предв. рапорт Хинрихса). Достаточно трудно предположить, что солдаты и фольксштурмовцы хоронили своих соотечественниц с задранными подолами, спущенным нижним бельем и с неприкрытыми срамными местами. Это означает, что полуобнаженные женщины на «фотографиях из Неммерсдорфа» — сознательная манипуляция, совершенная и использованная в пропагандистских целях.

Изнасилования. В самом Неммерсдорфе: один установленный и один вероятный случай в рапорте Хинрихса от 25.10.44. Два установленных случая в его же рапорте от 26.10.44. «Почти все молодые женщины были изнасилованы» в заключении международной комиссии от 31.10.44. «Все женщины, включая девочек 8—12 лет и 84-летнюю слепую старуху, были изнасилованы» в свидетельстве Потрека 1953 года.

В других населенных пунктах число жертв «возрастает» схожим образом. И ведь совсем не факт, что рапорт Хинрихса правдив. К примеру, он говорит об «одном установленном и одном вероятном» случае изнасилования женщин, убитых под Туттельном. В полицейском отчете о тех же жертвах написано: «врачебный осмотр факта изнасилований не установил»¹³⁰⁾.

Следует отметить, что западные исследователи некритически относятся к показаниям очевидцев, зачастую просто используя максимальную из имеющихся цифр (а иногда и квантор «всех»).

Французские военнопленные. В октябрьских газетных репортажах об убитых военнопленных не было ни слова. Первое упоминание встречается в отчете о заседании международной комиссии 31 октября, там речь идет просто «об иностранцах». Наконец, 8 ноября свою статью публикует Courier de Geneve. Вряд ли швейцарский корреспондент был первооткрывателем. Судя по отчетливому разрыву — ни одного упоминания в документах октября 44-го наряду с обилием упоминаний в послевоенных свидетельствах — в начале ноября тему (перспективную с точки зрения вбивания клиньев между союзниками) взяла в оборот пропагандистская машина (с распятиями, кстати, ровно та же самая история). Наверняка об этом многократно сообщали военная хроника, радио и газеты, чем скорее всего и объясняется послевоенный всплеск.

Никаких достоверных свидетельств о количестве жертв: 50 (Детлеффсен), 40 (Раммштедт), 2 (Courier de Geneve), несколько (опросный лист беженцев из Шульценвальде), несколько (Фриц Феллер), несколько (Иоахим Райш) равно, как и об их локализации: Неммерсдорф (Раммштедт, Райш), Реккельн (Феллер), Брауерсдорф (Courier de Geneve), Шульценвальде (опросный лист) не существует.

Профессор де Зайас связывался после войны с многими бывшими французскими и бельгийскими военнопленными. Некоторые собранные им свидетельства потрясающе детальны: «Рене Урбен был убит 8 апреля 1945 г. в 13.45 пьяным советским солдатом, за то, что у него не было часов»¹³¹⁾. В главе о Неммерсдорфе, однако, он приводит в качестве единственного источника, рассказывающего об убийстве военнопленных, все тот же Courier de Geneve.

Распятия. Первая информация о распятом мужчине появляется 25.10.44 в отчете майора Браумюллера, касающемся Альт-Вустервица, и затем цитируется Хинрихсом и используется «Фёлькишер беобахтер». В этом случае человека, прибитого к дверям, никто не видел, заключение делается на основании ран на руках и показаний тяжелораненой свидетельницы, затем увезенной в неизвестном направлении и впоследствии так и неидентифицированной.

О распятых в Неммерсдорфе в рапортах Хинрихса нет ни слова. Но что делать с обилием послевоенных свидетельств? Все ли можно списать на пропаганду?

Харри Тюрк видел на куче навоза пожилого мужчину, в которого были воткнуты вилы. Схожую картину описывает в своих мемуарах «Не забудь время терний» (Неммерсдорфу в них посвящена лишь пара страниц) Гюнтер Кошоррек: «Около одного сарая мы нашли мужчину, чья шея была проткнута вилами с такой силой, что он был практически пригвожден к двери»¹³²⁾. Про одного мужчину, прибитого к воротам сарая, говорит и обер-лейтенант Амбергер. Наконец, в рапорте Хинрихса упоминается один человек, погибший от колотых ран. Таково одно из возможных объяснений. Но как быть со свидетельством того же Харри Тюрка о распятой девушке? В преднамеренной лжи Тюрка никак не заподозришь, но на вопрос, почему этот случай тогда не попал в рапорт Хинрихса, у меня ответа нет.

Упомяну еще вот о чем. Самый известный случай распятия во время Великой Отечественной войны произошел в том же 1944 году. В июне во время наступления советских войск под Оршей был взят в плен и распят во время допроса солдат Юрий Смирнов¹³³⁾.

Естественно, о факте мученической смерти писали военные газеты и рассказывали политработники. О том, что солдаты 3-го Белорусского фронта давали клятву отомстить за Смирнова, рассказывается во многих воспоминаниях¹³⁴⁾. Юрий Смирнов воевал в 26-й гвардейской стрелковой дивизии, входившей в состав 11-й армии генерала Галицкого, той самой армии, части которой четырьмя месяцами позже брали Неммерсдорф (сама 26-я дивизия вела бои чуть восточнее, в районе Гроссвальтерсдорфа). Разумеется, это может быть простым совпадением.

Предположение Фиша. В своих работах (и в статье 2005 года значительно активнее, чем в книге 1997 года) Бернхард Фиш рассматривает возможность немецкой провокации. Замечу сразу: показания очевидцев, в особенности Герды Мешулат, говорят против этой версии. Тем не менее ряд совпадений достоин как минимум упоминания.

Мария Эшманн: «В деревне на спортивной площадке 4—5 дней стояла немецкая артиллерия. И вдруг за один-два дня до прорыва русских артиллеристы ушли»¹³⁵⁾.

Количество немецких солдат, отступавших через Неммерсдорф ночью с 20 на 21 октября (местные жители видели их и в 11 ночи, и в три утра, и в пять утра, также упоминаются отступавшие танки и бронетехника)¹³⁶⁾ наводит на мысль о том, что хотя бы попытка удержать поселок (линия обороны которого включала окопы, противотанковые рвы, заграждения и доты) против одного или даже двух танковых батальонов противника вполне могла быть предпринята. Наконец, мост, способный задержать прорыв советских танков, так и не был взорван.

Кроме того, бросается в глаза, что многие русские офицеры говорили по-немецки практически без акцента: офицер, который остановил Шеве, командир бэтээра из рассказа Ляймбаха, один из пленных, о котором вспоминает Йоханнес Готтшальк¹³⁷⁾. Наступавшие на Неммерсдорф уже знали (Амбергер)¹³⁸⁾ или предчувствовали (Кошоррек)¹³⁹⁾, что там произошло нечто ужасное.

Появление в Неммерсдорфе 24—25 октября эсэсовцев, в том числе печально известного медицинского советника Гиммлера профессора Гебхардта¹⁴⁰⁾, также выглядит загадочно.

Фиш пишет, что в немецкой армии были специальные подразделения, так называемые «бранденбуржцы», в чью задачу входили диверсии в неглубоком тылу Красной Армии, а то и на передовой. На заданиях они носили советскую форму и пользовались советской трофейной техникой. Принимая во внимание все вышесказанное, полностью исключить того, что события в Неммерсдорфе в той или иной степени направлялись немецкой стороной, нельзя¹⁴¹⁾. Но прямых доказательств этому не существует.

Мы можем только гадать, что стало причиной убийства гражданских лиц в Неммерсдорфе. Что произошло во второй половине дня 21 октября? Почему, если верить рассказу Герды Мешулат, советский офицер дал приказ открыть огонь по укрывавшимся в бункере? Какую роль тут сыграл человеческий фактор: личные мотивы для мести были у многих солдат и офицеров. По крайней мере, события утра 21 октября доказывают, что ни приказа, ни стремления «убивать всех немцев без исключения» у солдат Красной Армии не было.

Генерал Галицкий сообщает, что вскоре после операции 11-ю армию посетил тогдашний председатель Бюро ЦК ВКП(б) по Литовской ССР М.А. Суслов, который «интересовался политико-моральным состоянием воинов в связи с ведением боев на территории Восточной Пруссии, отношением бойцов к местному населению, нашими победами и трудностями»¹⁴²⁾. Простое совпадение или внутреннее расследование событий в Неммерсдорфе все же было? Возможно, где-то в партийных или военных архивах удастся найти ответ на этот вопрос.

Роль геббельсовского аппарата в канонизации истории Неммерсдорфа западными историками зачастую недооценивается. Пропаганде было необходимо пугало для населения восточных провинций рейха, и советские солдаты, расстреляв стариков, женщин и детей, сыграли ей на руку. Жуткие цвета и кровавые детали большей частью добавили уже сами пропагандисты. Настолько профессионально, что некоторые их придумки котируются сегодня как исторические факты.

Работа со свидетельскими показаниями в этом случае, как и во многих подобных, очень затруднена: отделить реально увиденное очевидцем от поздних наслоений и сознательных искажений трудно. А зачастую невозможно. Отсутствие свидетельств с советской стороны делает картину еще более субъективной.

21—22 октября 1944 года в Неммерсдорфе было убито 26 местных жителей и беженцев. В боях за Неммерсдорф в октябре 1944-го и в январе 1945-го погибло более 300 солдат и офицеров Красной Армии.